И если бы Буран мог, он крикнул бы: врет, он не болен! А болен Сардар! Послушайте, как он хрипит!

Но Сардар скулить не привык. Он поднимался вместо косившего глазом Пирата и бежал — в мокрые кусты, в камыши, в злые колючки, потому что его территория должна была быть в порядке!

Как-то под утро после ночной работы Буран вздремнул и радостно зажмурился: он увидел во сне теплый большой город и веселые полосатые рубахи с полосатыми лапами. Но вдруг в город ворвался нарушитель, за которым он погнался, началась страшная погоня, какой Буран никогда не видел и не знал.

Он открыл глаза и понял, что с его сном смешался сон Сардара. Это Сардар мчался за противником из последних сил, у него колотилось сердце и свистело в груди.

Уже наступило утро, а Сардар все гнался, сердце его колотилось, и погоне не было конца… Он должен был догнать нарушителя, хотя, может быть, бежал в последний раз.

Настоящие собаки всегда чувствуют этот последний раз, и Буран волновался и скулил, беспокоясь за товарища.

А беспечный Пират сидел себе как ни в чем не бывало, весело вертел головой, и, замечая это, Буран наливался злостью, шерсть на нем поднималась, и сдерживал он себя только потому, что пограничная собака должна уметь держать себя как положено.

Но вот к клеткам подошел повар, сунул в клетки миски с похлебкой.

И, почувствовав, что сейчас должно произойти, Буран насторожился.

Пират протиснул морду в клетку все еще гнавшегося за врагом Сардара, потянул миску к себе, и в тот же миг, перемахнув через ограду, Буран выбил дверь его клетки и всеми зубами впился в подлую морду вора…

Сбежавшиеся пограничники едва вытащили его из клетки и взяли на цепь. Приезжий инструктор службы собак развел руками: «Ничего не понятно!» А вожатый — первый вожатый Бурана — заметил в клетке Пирата миску соседа и сказал: «Почему не понятно? Все понятно!»

И когда днем Пират без жалоб старательно пошел по следу, вожатому тоже все стало понятно.

А Буран сидел на цепи и чувствовал себя настоящей, самой настоящей пограничной собакой…