– Вы рассказывали о своей службе в Анголе – может, не в жанре интервью или воспоминаний, но хотя бы своим ученикам? Ведь вы с молодежью работаете.

– Да, конечно. Они меня всегда поздравляют с Днем Воина-интернационалиста.

Комментирует И. А. Ждаркин: Я прекрасно помню тот день, когда пришел в 114-ю школу города Минска, принес все медали, совершенно заслуженные Сергеем Петровичем, хоть и не врученные ему вовремя командованием. Как я потихонечку об этом сообщил. Ведь никто не знал! Тогда собрали людей, детей, учителей. Я вышел в форме, во всех регалиях, и стал его награждать. Если бы можно было сфотографировать в тот момент лица! И особенно – лица детей! Человек столько времени был с ними рядом, работал, учил их испанскому языку. Хороший учитель, добрый сам по себе человек – и вдруг у него на груди, с одной и с другой стороны, появляется, если не ошибаюсь, шесть медалей! У всех, конечно, просто был приятный шок. Учительницы организовали потом посиделки, а мне за Сергея было жутко приятно. И это никакие не высокие слова, потому что действительно смотрели как на героя. Он и есть герой. У коллег на лицах просто было написано: мы знали, что это очень хороший человек, а он еще и настоящий боевой офицер, настоящий герой.

«Бывали такие случаи, что нужно было переводить сразу три языка: испанский, португальский и русский»

Александр Николаевич Хованский, лейтенант запаса, служил в Анголе в 1985-1987 годах в качестве военного переводчика[192]

– Я окончил Минский государственный педагогический институт иностранных языков (ныне – Минский государственный лингвистический университет) в 1985 году. Учился на переводческом факультете, получил квалификацию «переводчик испанского и английского языков».

Весной 1985 года у нас было распределение. Изначально меня собирались направить на Кубу. Потом, когда я уже приехал в Москву за окончательным назначением, все это переигралось, и меня отправили в Анголу. В качестве переводчика. Язык в Анголе, правда, был португальский. Португальский осваивали уже на месте.

– Когда Вы туда прилетели?

– Осенью 1985 года. По-моему, в конце сентября – начале октября.

– Когда закончилась Ваша командировка?

– В восемьдесят седьмом году, в мае или июне. Провел там неполных два года. Можно было и два, и три года там провести, но… сами понимаете, обстановка там была не очень приятная, одному там сидеть не хотелось. И климат сложный, да и вообще, тяжело было.

– В отпуск доводилось уезжать?

– Один раз. Я пробыл в Анголе 13 месяцев, и поехал в отпуск. Прямо перед Новым годом, восемьдесят седьмой встречал на родине. Отпуск продлился ровно месяц.

– Как проходило освоение португальского языка?

– Ну, как? Так и осваивали, на ходу (смеется). Грамматика, в принципе, похожая чем-то с испанской. Плюс, свои помогали: месяц можешь смотреть, спрашивать, за этот месяц мы тебе чем-то еще поможем, чем сможем, ну а дальше воюй сам. Кое-что освоил за это время, а потом уже в языковой среде дело пошло.

– Еще кого-нибудь из выпускников Вашего института Вы там встречали?

– Виделся с моим сокурсником из параллельной группы, Ковалевичем Игорем Лаврентьевичем[193], мы вместе туда и поехали. Какое-то время даже служили вместе, а потом его перевели в другой округ, в боевую бригаду. Там было больше участия в боевых действиях, а у нас-то, честно говоря, было тихо, проще.

– В чем заключались Ваши обязанности как переводчика?

– Ну, обязанность переводчика всегда одна – переводить.

Когда мы прилетели в Луанду, нас там распределяли по округам, в помощь советникам, чтобы обеспечивать их контакт с местным населением, и с подсоветными, командирами подразделений.

– А были ли сложности в общении конкретно с ангольцами по причине их неграмотности?

– Были и такие нюансы. Правда, нам повезло: офицерский состав, с которым приходилось работать, он более грамотный был, чем солдаты. Часть из них проходила подготовку в СССР и неплохо знала русский. Иногда они нам и помогали договариваться.

Языковые проблемы касаются любой страны. С кубинцами тоже – мы держали связь с кубинскими частями, которые стояли рядом. Когда сидели, например, за столом, обсуждали какие-нибудь дела, и кто-то из них говорит что-нибудь, меньший чином, а старший подсказывает: подожди, я тебе помогу объяснить.

Через два-три месяца проблем с португальским языком уже не возникало. Когда я вернулся из командировки, мне уже проще было говорить по-португальски, чем по-испански.

– Испанским языком приходилось в Анголе пользоваться?

– Да, не раз, при общении с кубинцами. Бывали такие случаи, что нужно было переводить сразу три языка: испанский, португальский и русский. Стоят, например, трое – наш советник, кубинский командир и ангольский офицер. И переводишь им с русского на испанский, с испанского на португальский и с португальского на русский, и так по кругу. Так что владение испанским языком не раз выручало. Хотя в таких случаях переводить, конечно, было сложновато.

– Вы проходили службу в каком округе, в какой провинции?

– В провинции Уамбо. Это четвертый военный округ.

– В какой бригаде Вы были переводчиком?

– Мы служили не в бригаде, а в военном училище. В Уамбо находилось общевойсковое училище, недалеко от города, в нескольких километрах. Все свои два года и проработал в этом училище. В училище проводилась подготовка офицерского состава. Наши советники там преподавали некоторые предметы, и мы им помогали вести занятия, переводили курс, переводили вопросы и ответы.

– Участвовать в боевых действиях приходилось?

– Слава богу, нет. Хотя, когда мы туда приехали, в первый день, нам сказали, что ожидается нападение на миссию, рассказали, где какие занимать места в случае боя, чтобы держать оборону, какие боевые расчеты. Выдали оружие с боевыми патронами, автомат АКМ-74, по-моему, пистолет ПМ. До конца командировки носил оружие, в конце командировки сдал. На работу и с работы ходили только с оружием, без оружия было нельзя.

Боевых действий в нашем округе не велось, в отличие, например, от округа Менонге. Хотя почти все местное население было настроено против МПЛА, поддерживали оппозицию, УНИТА.

– Случались ли вспышки агрессии со стороны населения, нападения на советников?

– Выстрелы по ночам были, там постоянно стреляли. Один раз – еще до моего отпуска, осенью 1986 года – нас пытались взорвать – машину загнали под окна и взорвали. К счастью, обошлось, никого не задело.

Из воспоминаний И. Л. Ковалевича:

«В Уамбо советские дома и здание, принадлежавшее министерству сельского хозяйства, располагались по периметру трапециевидной площадкой в центре. На ней была стоянка нашей автотехники, техники советских врачей, работавших в