Форма у нас была солдатская, без всяких знаков различия. Никаких документов с собой не было, кроме водительских прав. Те, кому было положено, знали, кто я такой, остальные – нет. Личное оружие было у каждого: автомат, две гранаты и пистолет. Обязательно надо было носить с собой.

– Автоматы Калашникова?

– Да. Приклад был складной, железный. Он же должен был быть и в самолете. Но я потом свой «Калашников» поменял на трофейный израильский «узи». «Узи» был гораздо удобнее для использования в самолете: в истребителе кабина маленькая, узкая, с громоздким оружием пилоту тесно. А автомат был нужен обязательно, потому что если что… Нам ведь в штабе строго-настрого наказывали: ни в коем случае не попадать в плен! Мол, будут возить по ЮАР в клетке, показывать советских, как обезьян, как якобы возили попавших в плен двух прапорщиков[178].

По возвращении из Анголы получил в 10-м управлении «индульгенцию» – справку от Министерства обороны СССР в том, что «находился в длительной заграничной командировке», без указания места службы, с 29 июня 1982-го по 22 июня 1984 года.

– В каком Вы были звании на тот момент?

– Полковник. В этом звании я вроде как родился (улыбается). Потому что полковника получил очень давно, мне его присвоили в 1970 году, а в запас я ушел в 1985-м, был в звании полковника пятнадцать лет! В течение этого времени командовал двумя полками, один из них – гвардейский, потом служил в штабе воздушной армии, заместителем начальника боевой подготовки, в Минске, напротив Дома Офицеров находился этот штаб. Теперь там, кажется, какая-то пехота.

Кстати, в Луанде, когда я прилетел, меня встречал советский военный атташе – мой сокурсник, после «жуковки» пошел в Дипломатическую Академию, окончил ее и в Анголе был уже в звании генерал-майора. Именно он меня встречал, привез меня к этому министру обороны черному, который в авиации ничего не понимал. Предлагал еще остаться у него на пару дней, только мне срочно нужно было лететь туда, куда меня вызвали – в Лубанго.

– Вы постоянно находились в Лубанго или Вас переводили на другие аэродромы?

– Большей частью я находился в Лубанго. Но в командировки на несколько дней приходилось выезжать во все практически провинции – и в Сауримо, и в Маланже, и в Менонге, и в Куито-Куанавале. В Куито-Куанавале еле улетели от унитовцев, они уже были практически на аэродроме, могли нас легко подстрелить, взлетали мы уже под обстрелом. Хорошо, что никого не сбили. По всем остальным аэродромам летать тоже приходилось.

– В чем конкретно заключались Ваши обязанности?

– Мои обязанности заключались в обучении ангольских летчиков и проверке их годности к полетам на истребителях. Я проверил всех этих выпускников Краснодарского училища, и только с моего разрешения они стали летать. Все. Еще я обучал их бомбежке, пуску ракет, стрельбе из пушек по наземной цели.

Также моей задачей была организация взаимодействия ангольских летчиков с кубинцами – кубинцы ведь тех за начальников не признавали. Планирование совместных операций, координация – сколько выдать боеприпасов, сколько уже перехлест, что они могут сделать, что кому можно доверить, организовать, чтобы боеприпасы вовремя поступили из Луанды.

– Поступали вовремя?

– А как же! Война без боеприпасов вестись не может.

– За время Вашей командировки случалось, чтобы сбивали советские самолеты?

– Было несколько случаев. К счастью, в то время у унитовцев, да и у юаровцев, не было в массовом количестве «Стингеров». И тем более, стреляли из него не летчики. Если бы из этого ПЗРК стрелял летчик или вертолетчик, процент попадания был бы гораздо выше. Летчик знает, что целиться надо, именно когда сопло только показывается в прицеле. «Стингеры» были очень хороши, от них наши в Афганистане несли большие потери.

В нашей ПВО были «Игла», «ОСА» и «Стрела-2». Последние из этих были самые лучшие. Тоже довольно опасные штучки. Наши ПЗРК были у анголан, были они у кубинцев, и у унитовцев они тоже были – поскольку случалось, что целые подразделения ФАПЛА переходили к УНИТА вместе с оружием.

При мне сбили одного ангольского летчика. Еще был один случай, когда снаряд разорвался в форсажном сопле, разворотил форсажную камеру, но двигатель поврежден не был, и пилот смог дотянуть до аэродрома и сесть. Еще было: при атаке одного «миража» два кубинца просто столкнулись между собой, погибли оба. Еще одного анголанина сбили на взлете, Миг-17 это был, когда высоту набирал. Больше потерь при мне не было.

Если «Стингеров» не было, авиация действовала очень успешно. Во всех провинциях, в Уамбо, в Сауримо, когда проводили очередную операцию по ликвидации Савимби. Савимби считал, что его столица – Уамбо. То ли он родился в этом городе, то ли почему еще, не знаю[179]. Сидел где-то там, в джунглях. Кубинцы обнаружили его штаб-квартиру. Решили разбомбить, бомбили, но трудно сказать, какой эффект это все возымело. Летали восьмерки, чаще четверки истребителей, каждый брал по две пятисоткилограммовые бомбы, и когда все это сбрасывали, за 150 километров были слышны взрывы.

Основную боевую нагрузку в Анголе несли кубинцы. Хотя постепенно ФАГОТА тоже «взрослела», крепла, превращалась в настоящую армию. А о количестве противопехотных мин в стране можно было судить хотя бы вот по каким показателям: в городах, в той же Луанде, можно было встретить десятки, а то и сотни людей без одной ноги. И никаких не было планов минирования, ни у ФАПЛА, ни у УНИТА.

– Вы работали с переводчиками или самостоятельно?

– Я работал без переводчика. На Кубе, когда я там служил, у меня был переводчик, можно сказать, личный, – я там был старшим группы советских военных авиационных специалистов Республики Куба, там были инженеры, техники и летчики. Там мне действительно был нужен переводчик – тогда мои подопечные почти не говорили по-русски.

В Лубанго переводчик мне уже не был нужен, поскольку там я имел дело в основном или с кубинцами, которых я уже знал и с которыми мог объясниться, или с анголанами – летчиками, которые учились в СССР, в Краснодаре, и худо-бедно знали русский язык. С ними можно было говорить, и на земле, и в воздухе.

А тот переводчик – фамилию уже не помню – который со мной работал на Кубе, оказался уже в Луанде, в пехоте.

В Анголе тоже были военные округа. У каждого округа был командующий. У каждого командующего округом обязательно был советский представитель – советник командующего