Хотя свою политику Анголе вести трудно, потому что они этому так и не научились. Чем и хороши были для них португальцы! Настолько правильно и умно они вели свою политику в колониях, что когда они ушли из Анголы – я это воочию видел – ангольцы как будто лишились своих матерей. Потому что португальцы были для них мамами. Ангольцы работали все в сфере обслуживания, а сфера управления полностью принадлежала португальцам. И после получения независимости своей ангольцы не знали, что делать. Они до сих пор не знают, как управлять страной. Это не их прерогатива, потому что они живут еще в каком-то там пятнадцатом-шестнадцатом веке, и понять, как управлять страной, они не могут. Поэтому после того как режим более-менее устоялся, хотя война еще продолжалась – где-то уже в восьмидесятые, девяностые годы – они снова стали приглашать португальцев на управленческие должности. Потому что сами – не справляются. Однако португальцы приезжали неохотно, потому что там еще шли боевые действия.

А ведь все, что было создано в Анголе – города, инфраструктура – все это было сделано португальцами, ангольцы практически ничего не добавили. Потому они должны быть благодарны своим колонизаторам. Ангольцы сами не знали, зачем они воевали с португальцами. Просто поддались этому всеобщему настроению – «национальным революциям», «завоеванию независимости», движению «За свободную Африку». Что называется, «тлетворное влияние» всех остальных колоний – английских, французских, прочих. Потому что более умело, чем португальцы, колониями никто не управлял.

Например, на Кабо-Верде, где я потом служил, там ведь тоже была бывшая португальская колония. И политика там была совсем другая. Никакой революции, никакого массового исхода португальцев, они там как работали, так и продолжали и продолжают работать, успешно живут и процветают. И Кабо-Верде процветает так, как ни одна другая страна. Правда, хитрые кабовердианцы кричат на весь мир, что у них дети умирают от голода на дорогах, им присылают по шесть тысяч тонн зерна, они его подержат у себя, а потом раз – и продадут другим африканским странам. Так зарабатывают деньги государственной казне.

А ангольцы допустили ошибку, изгнав португальцев. И между нами – наши тоже допустили огромную ошибку, даже не попытавшись понять, как португальцы управляли своими колониями. Хотя сделать это можно было без всяких проблем. Не попытались вникнуть в суть – как работать с населением Анголы. В Генштабе у нас рассуждали как: Ангола, полезные ископаемые есть – хорошо, населения шесть миллионов – мало, что с ними делать, с этими шестью миллионами? Что скажем, то они и будут делать! Шапкозакидательское такое было отношение.

А ангольцы не такие простые, у них – характер. Они сначала улыбаются, и создается обманчивое впечатление, что ими можно руководить, как заблагорассудится. А ничего подобного! У них есть при всем при этом гордость, самолюбие, какие-то свои взгляды. И еще они чувствуют, что они богаты – а они действительно богаты, у них есть и кофе, и золото, и железо, и алмазы, и все, что хочешь. И они считают, что раз они богаты, то кто богат – тот и заказывает музыку. В чем они, собственно, порой и правы.

Поэтому отношения у нас стали достаточно натянутыми. Я работал с ангольским послом в 2008 году, с генералом Нгонго. Мы и тогда, во время моей командировки в 1975-м, были знакомы. Он и тогда был такой: вроде хи-хи, ха-ха, улыбался, только в душу к себе не пускал и позиции свои отстаивал до последнего! К ангольцам нужно найти особый подход. С ними по-простому, как наши пытались, нельзя, нужно осторожно, и кнутом и пряником – именно так и делали португальцы. Даже португальцы действовали еще тоньше.

Ко всему прочему, португальцы совсем не были расистами. У многих были жены-анголанки, они не гнушались этим совершенно, не пытались сепарироваться от местных на 100 %, как это было в других колониях. Отсюда и проявилась – если вспомнить снова Кабо-Верде – такая нация, как кабовердианцы, которые почти все поголовно мулаты, причем в них больше даже европейской крови. А отсюда – и ум, и отношение к жизни, и обучение в Португалии, и так далее. Если бы португальцы остались в Анголе, то там постепенно сложилось бы то же самое, лет через сто было бы уже не понятно, кто португалец, а кто анголец или мозамбиканец.

– В Анголе ведь оставались португальцы, которые решили не уезжать в 1975 году, после провозглашения независимости?

– Да, конечно. Я как раз с этими ребятами и работал. Мне приходилось работать во всех сферах – и в Генштабе ангольском, и на военно-морском флоте, и на тыловых складах, и с вооружением, где я только не работал. Везде, где были нужны переводчики, там и работал, а нужны были везде. И на флоте – там остались несколько человек, португальцев, для которых Ангола была родиной. И я склоняю перед ними голову, потому что они не поддались той панике, в которой португальцы бежали из Анголы. Ведь португальцев постановили просто выгнать из страны за два дня. И постановили так – если задержитесь, мы не отвечаем за ваши судьбы! Им не дали ни подготовиться, ни собраться[133]! Наши выделили самолеты – Ил-62, кажется, Ту-154, и португальцы бежали, чуть ли в том, в чем были.

А эти ребята – моряки, в частности – они остались, сказали: мы будем помогать строить армию. Хотя их ведь в любой момент могла постичь печальная участь. Там же отмороженные бегали с автоматами, с винтовками, могли их убить, просто как собак, за белый цвет кожи! Они тем не менее не испугались этого. Помогали армии, флоту, чем могли.

Потом, уже ближе к середине восьмидесятых, португальцы стали возвращаться в Анголу, по приглашению правительства. Однако все это было, опять же, очень опасно – в любой момент могла случиться вспышка ярости. Ведь раньше ангольцы перед португальцами склоняли головы, а теперь португальцы должны были склонять головы перед ангольцами! Те португальцы, кто сумел переступить в этом отношении через себя, те вернулись в Анголу, а те, кто не сумел – те не смогли. Тем более, боевые действия продолжались.

– В каких провинциях Вам доводилось бывать в Анголе?

– Далеко из