уже успело доказать блестящими победами, одержанными ими в войне с Польшей, Францией и сухопутными силами Великобритании. Следовательно, глупцами они уж точно не были и наверняка знали то же элементарное правило военной науки о том, что для гарантированного успеха наступления необходимо, как правило, 3-кратное превосходство наступающих частей над обороняющимися. По крайней мере, такой перевес нужен тогда, когда силы обороны заняли прочные позиции. Это многократное превосходство уж во всяком случае бывает необходимо на направлениях главных ударов, притом что не должны быть оголены другие направления. Поэтому они, безусловно, уповали не только на внезапность нападения или, допустим, наличие «своих» людей в руководстве Западного военного округа и Генштаба СССР либо даже качественное превосходство своих войск.
Но и в подвижной войне, в открытых сражениях, которые преобладали в 1941 году, примерное равенство сил сторон отнюдь не гарантирует постоянные успехи. Зачем же так рисковать? Может быть, Гитлер и похож на авантюриста, но никак не основная масса немецкого генералитета. Очевидно, что добиться такого превосходства против столь мощного и организованного противника, на столь огромном пространстве, в столь продолжительных и масштабных сражениях, чем СССР принципиально отличался от той же, например, Франции, одними только удачными маневрами и талантами полководцев вряд ли удастся. Почему-то в дальнейшем несильно помогли им эти самые маневры и таланты, как бы ими ни восхищались многие поклонники вермахта. Скорее, наоборот, наши полководцы и наш Главнокомандующий были талантливее, так как РККА, а не вермахт, одержала победы в самых крупных сражениях в 1943 году, то есть в то время, когда силы сторон были примерно или почти равны.
Наверное, невозможно поставить под сомнение то, что немецкие танковые войска сильно превосходили советские в боях в начале войны, а их авиация сразу же завоевала господство в воздухе. Представляется, что это было вполне закономерно, о чем свидетельствуют мемуары советских военачальников. К примеру, в своей книге «Время и танки» один из командующих танковыми войсками в годы войны, маршал П.А. Ротмистров, писал о превосходстве противника на тот момент «по средним и тяжелым танкам – в 1,5 раза», а «по боевым самолетам новых типов – в 3,2 раза» [100]. Но, пожалуй, еще более расходятся с доминирующими в литературе представлениями о превосходстве советских войск в начале войны в количестве танков и другой боевой техники воспоминания начальника штаба 4-й армии Л.М. Сандалова. Объясняя достигнутый в это время быстрый большой успех немцев, он пишет, что войска противника, противостоявшие 4-й армии, превосходили ее по численности танков – почти в 2 раза, самолетов – в 2 раза, артиллерийских средств – в 4 раза, а танков нового типа в этой армии и вовсе не было [101]. При этом, исходя из известных данных о распределении сил и средств по военным округам в 1941 году, трудно усомниться в том, что в других соединениях советских войск, выдвинутых к началу войны к западным границам, во всяком случае Западного и Северо-Западного фронта, соотношение сил было резко отличающимся от названного Л.М. Сандаловым. Надо полагать, что эти военачальники знали реальные обстоятельства войны, во всяком случае соотношение на фронтах у сторон танков и самолетов, вероятно, все-таки лучше, чем всякого рода писатели и даже ученые послевоенной эпохи.
И так ли уж сильно ошибались в своих расчетах НКО и ГШ, определяя в планах стратегического развертывания советских вооруженных сил от 11 марта 1941 года число танков у Германии и ее союзников, которые они могут развернуть против СССР, в 10 810 машин, а самолетов – в 11 600? [102] Ведь немецкое военно-политическое руководство было в то время скорее заинтересовано в сокрытии своих сил. Впрочем, один из современных авторов, Л. Левин, апеллируя к начальнику военной разведки Ф. Голикову, и вовсе утверждает, что общее количество танков, которыми располагали Германия и ее союзники в июне 1941 года, достигало 12 тысяч, а возможно, и 16 тысяч единиц [103].
Разумеется, и не все немецкие историки послевоенного периода считали, что Красная Армия накануне войны якобы обладала превосходством в боевой технике и вооружении над силами вторжения. Например, К. Рейнгардт, ссылаясь на «управление военной экономики и вооружения» Германии, писал следующее: «Когда началась война против СССР, Германия, по существовавшему в то время убеждению, была достаточно вооружена, чтобы добиться быстрой победы. Значительными были и резервы, чтобы можно было довести кампанию до конца без дополнительных усилий» [104].
Самыми же показательными являются подсчеты авторов энциклопедии «История Второй мировой войны 1939—1945 гг.», которые, кстати, соответствуют указанным предвоенным подсчетам советского военного ведомства. По их данным, со ссылкой на дневники Ф. Гальдера, в вооруженных силах Германии перед нападением на СССР помимо собственных 5639 танков и штурмовых орудий имелось 4930 трофейных, захваченных во Франции. При этом 86 % их танковых дивизий и все моторизованные были направлены «на восток». Однако, несмотря на приведенные данные, общее число танков и штурмовых орудий, направленных для вторжения в СССР, авторами этой энциклопедии определено как «более 4000». Этот неожиданный вывод они сделали на основе послевоенного сочинения Б. Мюллера-Гиллебранда, признав при этом, что его данные являются неполными [105]. Только и остается удивляться тому, что составители энциклопедии важнейшему, создававшемуся не напоказ документу, автором которого являлся один из наиболее осведомленных по этому вопросу людей – начальник Генштаба сухопутных войск вермахта, предпочли вторичный источник, автором которого был человек, написавший свой труд явно не без влияния субъективного интереса.
Нельзя упускать из виду и то безусловное обстоятельство, что правительства любых государств при подготовке документов в мирное время (до войны) и в ходе войны, как правило, заинтересованы в записи в них полной информации о направленных в армию силах и средствах, а командующие войсками, напротив, как правило, – в их преуменьшении. Поэтому в официальных государственных документах СССР, в том числе полностью подконтрольного политическому руководству Советского государства руководства военного ведомства, сведениях о танках были полными. Более того, учитывая стереотипы поведения бюрократии, во всяком случае отечественной, есть основания полагать, что они были, вероятнее всего, преувеличенными. Автор не считает вслед за ниспровергателями большевизма, что все цифры советских экономических и иных успехов в рассматриваемую эпоху были дутыми, но все-таки многие из них, по-видимому, были действительно несколько завышенными. По крайней мере, это касается данных о направлении в вооруженные силы страны боевой и иной техники, оружия и других материальных средств.
Впрочем, некоторые авторы, например Ю. Житорчук, отваживаются об этом писать еще более уверенно: «В армии, как и во всей стране, в предвоенное время широко бытовали показуха и всякого рода приписки, всплывшие наружу в
