И вот – возвращаясь к теме – захожу в этот офис непонятный, думаю, что это еще за офис такой? Как-то раньше я решал все вопросы через военную полицию – там служили наши соседи-уругвайцы. Одно время были еще бразильцы, с которыми просто не было никаких проблем, там был один бразилец, у которого имелись какие-то крутые связи, так он запросто «тушил все пожары», и свои, и наши. Захожу в этот офис, поворачиваю голову налево – а там сидит этот нигериец! Он меня как увидел – «Джеронимо!» Вскочил – а он огромный, здоровый – подбежал, сграбастал меня в объятия, чуть не задушил. «Как ты здесь, я думал, ты в Лубанго!» Короче, объяснил я ему, что меня привело в этот офис. Он мне: давай документы, сейчас все сделаем, только не волнуйся. Начал просматривать – а там папка громадная была!

Много получается в этой истории ремарок! Ну, да одно за другое цепляется, добавлю еще немного и об особенностях ооновского делопроизводства. Мало того, что местная сторона очень любила писать бумаги, так еще и бюрократия в ооновских войсках была просто кошмарная! Когда некоторые говорят про советскую бюрократию, так и хочется ответить, что эти люди ооновской бюрократии не видели! Но что было для нас, славян, хорошо – бюрократия у них была прямая и тупая. А у нас-то бюрократия всегда была творческая! Поэтому с их тупой бюрократией нам обходиться было очень просто. У них как: есть рамки закона, и шаг влево-вправо – попытка к бегству, что уже запрещено. Как говорит Задорнов, у них есть формат, и вне этого формата мыслить они не могут. Что всегда, или почти всегда, позволяло нам находить какие-то лазейки.

И этот нигериец только присвистнул: «Джеронимо, ну ничего себе папочка! Ты зайди завтра, я пока со всем этим ознакомлюсь». Взял у меня телефон. Я не растерялся – говорю ему, мол, надо же встречу отметить! Он с радостью согласился, и говорит: слушай, мне один приятель привез бутылку московской водки, надо нам с тобой ее выпить! Нигериец мне, жителю Москвы, предлагает выпить московской водки (смеется)] Я согласился, конечно, смотреть на нее, что ли?

На следующий день, часов около десяти, раздается звонок: «Джеронимо, заходи!» Я прихожу к нему – и он мне говорит: дело, конечно, дохлое, и очень серьезное, потому что получилось осложнение. Как оказалось, местная полиция успела подать сведения об этой катастрофе в Луанду, что тут «Оония» машины бьет, да еще и русские в этом замешаны. Всех тонкостей я уже не помню, только что-то там было недоработано, какие-то формальности не учтены. Но мне еще наши сказали, что, в принципе, все произошло не по их вине, и нигериец это в документах увидел!

И он меня спросил: «Скажи мне, когда уезжают эти люди?» А им месяца два оставалось, я так ему и ответил. Он просиял: «Отлично, то, что нужно! Ты сейчас возьми это дело. Я позвоню человеку, отнеси все это к нему, и он запустит дополнительное расследование. Пока оно будет идти, и пока эти документы придут ко мне, ваши люди уже уедут. И я потом просто извинюсь перед своими, что, мол, нарушители уехали, где мне их теперь искать в огромной стране России? Тем более что даже по бумагам видно, что ваши не виноваты! Просто та сторона на них конкретно наехала. Но это все ерунда, когда будем водку пить?» Пришлось вечером идти к нему домой пить водку.

Этот парень нам действительно помог – потому что все получилось, как он и говорил. Ребята наши приехали из того округа, волновались ведь, даже старший округа приехал. Я их успокоил, мол, будем надеяться, что все обойдется. Они пошли в магазин, в этот «РХ», купили этому нигерийцу «горюче-смазочных материалов». Он этого, конечно, не ожидал, чуть не разрыдался – что вы, я русских очень люблю, я же от души! Мы отдали ему эти бутылки, по-моему, шотландский виски там был. И никто из ребят не пострадал. Уже потом мы с ним контактировали хорошо. И уже перед своим отъездом я повел его в «Голубой берет», и он мне с «непритворной грустью» рассказывал: «Представляешь, какая досада? Расследование дополнительное все-таки проведено, а ваши уже уехали!» Посмеялись от души.

– В воспоминаниях Михаила Геннадьевича Маргелова о службе в миссии ООН в Анголе есть такой эпизод: «Вместе со Ждаркиным и водителем-ангольцем перегоняли джип из Уиже в Луанду. Мы были без оружия, в форме ООН. В 6 утра выехали, а приехали в 16. Надо было перегнать джип «тойота» из провинции в столицу. Мы недавно с ним встретились и вспоминали, насколько же мы были легкомысленными тогда – ведь это был унитовский район, за год до этого там расстреляли ооновский патруль. Но мы доехали»[263]. Прокомментируйте этот эпизод, пожалуйста.

– Да уж, веселая была история. Это случилось уже во второй мой приезд в миссию ООН, в 1997 году. А случилось все это вот почему.

Какая была система предоставления транспорта в штабе ООН: на два, три, а то и четыре офиса выделялась одна машина. Это означало, что несколько офисов располагались рядом, в каждом сидели один-два человека. И в распоряжении этих четырех-шести человек – только одна машина, «крайслер», «лендровер», «лендкрузер», или еще что-то такое же! Так выходило, потому что эти люди, из соседних офисов, чаще всего и жили на одной вилле, на работу приезжали вместе и уезжали тоже вместе.

У нас изначально тоже была одна машина. Только обойтись одной машиной было просто нереально. Потому что работало три-четыре офицера по связи и взаимодействию, а работы было невпроворот! Иногда, конечно, бывало то густо, то пусто, но чаще всего – гуще некуда. Нужно было ездить в разные места. Плюс еще у нас постоянно шла ротация: приезжали люди, ремонтники, специалисты по регламентным работам, из одного округа в другой, для проведения регламентных работ или облетов вертолетов. Еще к нам приезжало начальство, которое сидело в штабе в Лубанго, а кроме Лубанго было еще пять округов, куда нужно было летать и контролировать, как и что там происходит. Всех этих приезжающих также нужно было встречать в аэропорту и доставлять по местам назначения. Само собой, когда приезжала комиссия из Москвы, или очередная ротация, одной машины нам просто не хватало.

Я сразу начал работать над