— Скажи, Бакунинъ, спросилъ однажды Рейхель, — ну, а если исполнится все, чего мы съ тобою желаемъ, что же — тогда?

— Тогда?

Бакунинъ нахмурился.

— Тогда я опрокину все… и начнемъ сызнова!

За подлинность этого разговора трудно ручаться. Можетъ быть, онъ плодъ легенды, но не невѣроятенъ и въ дѣйствительности. По крайней мѣрѣ, онъ вполнѣ въ духѣ Бакунина и хорошо выражаетъ вихрь, его одухотворявшій. Разбивать и опрокидывать — природа смерчей и вихрей. Они не могутъ не разбивать, должны опрокидывать, пока не разобьются и не опрокинутся сами. И, конечно, Бакунинъ — этотъ Фаустъ революціи — не остановился бы, удовлетворенный, ни на одномъ изъ ея существующихъ мгновеній. Строя новый міръ разрушеніемъ стараго, онъ шелъ бы — да и шелъ — все впередъ н впередъ, пока не встрѣтилъ на пути роковую соперницу своему смерчу — еще болѣе могучую обновительницу міра, еще болѣе неутомимую строительницу разрушеніемъ, — Смерть. Словно завидуя славѣ Бакунина, она не дала ему чести погибнуть въ бою на болонской баррикадѣ. 6-го іюля 1876 года она подкралась къ нему, какъ разбойникъ, задушила и опрокинула въ бернскую могилу.

Александръ Амфитеатровъ.

Montreax.

1906. IX. 8.