«Центр всей организации находится в Париже, — вспоминал известный эсер Е. Е. Колосов, — на улице Гренель, при русском посольстве. Однако, наученная горьким опытом, русская тайная полиция не рисковала дело заграничного розыска ставить от своего собственного лица. Правда, она была фактическим хозяином всего дела, она щедро обеспечивала каждого агента и возмещала все его служебные расходы, но от ответственности формальной за всю организацию она уклонялась. Она предоставляла этим детективам называться как им угодно — „делегатами", „комиссарами", просто чиновниками, — но только не агентами на русской службе».
Колосов вспоминал, как один из «служащих» «Биттер-Монена» покупал письма эмигрантов у почтовых служащих для перлюстрации.
Говоря о том, как дорого обходится содержание внутренних агентов и детективов, указывая на дополнительные расходы, связанные с вербовкой осторожных местных чиновников, Красильников неоднократно просил начальство увеличить его фонды. Конечно, на службе и у Рачковского, и у Ратаева, и у Гартинга были сотрудники, но каждый новый начальник парижской агентуры, вступая в должность, жаловался на то, что предыдущий не передал ему самого ценного — провокаторов. Вместо денег полицейские чиновники послали Красильникову внутреннего агента, от которого хотели избавиться, некоего А. И. Литвина, который начал служить в охранке в 1904 году в Варшаве.
В 1910 году в Министерство внутренних дел поступила жалоба от еврейки Луцкой о том, что Литвин, «с целью вымогательства 1000 руб. денег у ее мужа заключил последнего под стражу». Следствие показало, что Литвин и другие сотрудники агентуры арестовывали граждан, «нарушая основные правила деятельности охранного отделения». В наказание было решено «отвести Литвина от единения с агентурой», однако тогда уволен он не был. Его увольнение последовало через год — «за участие в недобросовестной игре в карты в Варшавском Русском собрании». Литвин оставил должность, но угрожал охранке судом и разоблачением ее секретов. В июне 1911 года в Департамент полиции пришла жена Литвина, обвиняя бывших начальников ее мужа в том, что Литвин вел нечестную игру под их давлением. Боясь скандала, товарищ министра внутренних дел отдал распоряжение, чтобы Московская охранка продолжала платить Литвину жалованье, но запретил давать секретные поручения. В июле 1912 года было решено послать именно его в Париж к Красильникову. Таким образом, Литвин снова оказался на секретной службе и в предвоенные годы участвовал в очень важной операции — перехвате данных немецкой военной разведки. Однако начальники снова были им недовольны: на этот раз он не сумел сохранить в секрете свое действительное имя и положение. Перед войной он ушел в отставку и поселился в Англии, получив паспорт на имя Ландена, однако Красильников вскоре опять привлек его к деятельности Заграничной агентуры.
Со временем Красильников полностью разочаровался в работе частного детективного агентства. 28 сотрудников, служившие там к 1910 году, стали очень дорого ему обходиться. Камуфляж охранки под фирму «Биттер-Монена» не уменьшил беспокойства Красильникова. Все недовольные, недобросовестные и ленивые агенты, получив нагоняй от своих фактических хозяев, обращались к Бурцеву и предлагали ему купить имевшиеся в их распоряжении документы русского политического сыска, а тот был готов приобретать компромат, правда у него не всегда находились требуемые деньги. Тогда сыщики шли к газетчикам. Публичные скандалы с разоблачениями становились обычным делом. Появившиеся в печати многочисленные статьи об активной деятельности русской полиции во Франции вынудили премьера Клемансо выступить в парламенте с резкой критикой действий царской охранки в его стране. Красильников, предчувствуя новые разоблачения, в 1912 году предложил Департаменту полиции отказаться от услуг «Биттер-Монена» под тем предлогом, что Департамент более не заинтересован в слежке за эмигрантами, и создать свою собственную следственную группу, вдвое меньшую по числу сотрудников.
Во всеуслышание было объявлено о закрытии Заграничной агентуры. В действительности же Красильников только лишь реорганизовал свою группу. К большому удовлетворению французского правительства, группа эта теперь была сугубо частная, во главе со старейшим агентом заграничного сыска, проработавшим в нем 32 года, Анри (Генрихом) Бинтом и старшим агентом Андреем (Андрэ) Самбеном. В контракте компаньонов при организации бюро оговаривалось, что в случае смерти одного из них все фонды агентства и мебель переходят к оставшемуся в живых партнеру. Еще в 1881 году секретарь русского посольства в Париже, следуя просьбе К. П. Победоносцева — приближенного Александра III и обер-прокурора Святейшего Синода, встретился с инспектором парижской префектуры Анри Бинтом, в результате чего тот стал штатным шпионом «Священной дружины», а затем на протяжении 35 лет служил в Заграничной агентуре Департамента полиции.
Красильникову не сразу удалась наладить работу нового парижского бюро. Ббльшую часть старого состава агентуры пришлось заменить новыми сотрудниками. Из 38 сотрудников «Биттер-Монена» он отобрал для перевода в «частное бюро» 12 или 14 лучших филеров. Красильников при найме требовал соблюдения строгой секретности, чтобы уволенные следователи в отместку не предложили свои услуги Бурцеву. В основном, сообщал Красильников в Петербург, он избавился от тех агентов, которые работали нечестно или неэффективно. Однако доказать или проверить, на самом ли деле они работали плохо, было крайне трудно, поскольку большинство сотрудников действовали независимо друг от друга.
Ссылаясь на те же причины, Красильников в августе 1913 года уволил одного агента в Англии, и протестующее письмо, отправленное этим англичанином в Департамент полиции, проливает некоторый свет на мелкие интриги в действиях Заграничной агентуры. Этот уволенный агент — Филенас — сообщал, что неожиданно в Лондоне ему назначил встречу сам заведующий Заграничной агентурой. Но так как, согласно правилам конспирации, настоящие имена употреблять запрещалось, Филенас ошибочно считал, что разговаривал с ним сам Красильников. Вдобавок ко всему эта встреча произошла при самых неподходящих, почти курьезных обстоятельствах. Филенас встретился со своим «судьей» (по некоторым данным, им был агент Красильникова Литвин, он же — Ланден) в «Лайонз и К°», как бы выпить чаю; далее Филенас сам настоял на том, чтобы они закончили свою возбужденную беседу на улице, поскольку заметил сидящего за соседним столиком революционера Раппопорта. Когда они вышли на улицу, его спутник вдруг заинтересовался содержимым портфеля англичанина и, увидев спрятанные там документы на русском языке, выразил сомнение, что Филенас получил их в Министерстве внутренних дел, хотя так и было на самом деле, а также в том, что он может их прочитать. Далее, когда Филенас попытался показать своему спутнику вырезки из газет, в которых давалась высокая оценка его журналистской работе, посланник из Парижа предпочел окончить разговор, намекнув, что Филенас не сам писал подписанные им статьи. Филенас жаловался, что именно после этой встречи последовало его увольнение за неисполнение возложенных на него обязанностей, хотя он делал как раз то, что ему было поручено, — писал прорусские статьи в английские газеты. Уволенный агент не смог предоставить одно важное доказательство, которого требовал от него парижский эмиссар охранки, — вырезок из газет, доказывающих, что написанные им статьи действительно появлялись в печати. Для охранного отделения и Заграничной агентуры этого оказалось вполне достаточно, чтобы прекратить выплачивать Филенасу жалованье. Даже после увольнений некоторым агентам удавалось сохранять свое жалованье в обмен на молчание.
В тот же период за неисполнение обязанностей был уволен итальянский сыщик Леони, но через год он появился в агентуре, заявив, что с ним поступили несправедливо. А после того как на него не обратили должного внимания и не предложили никакой компенсации, он отправился прямо к Бурцеву, прихватив с собой разоблачающие документы, которые в свое время выкрал как раз для такого возможного случая.
