его созвучий и голосовых резонансов, его спазмов, его сокращений и, прежде всего, его дыхания. В эпоху Земли нам потребуется язык, который будет постоянно буравить, перфорировать и копать, как гильотина, который умеет стать снарядом, своего рода полным абсолютом, волей, непрерывно вгрызающейся в реальное.
Его функция будет заключаться не только в том, чтобы взломать замки, но и в том, чтобы спасти жизнь от подстерегающей катастрофы.
Каждый из фрагментов этого земного языка будет укоренен в парадоксах тела, плоти, кожи и нервов. Чтобы избежать угрозы фиксации, заключения и удушения, а также угрозы расчленения и увечья, язык и письмо должны будут непрерывно проецироваться в бесконечность внешнего мира, подниматься вверх и ослаблять тиски, угрожающие порабощенному человеку удушьем, как и его телу из мышц, легких, сердца, шеи, печени и селезенки, этому обесчещенному телу, испещренному многочисленными разрезами, этому разделенному, разделенное тело, борющееся с самим собой, состоящее из нескольких тел, противостоящих друг другу в рамках одного и того же тела, с одной стороны, тело ненависти, ужасающего бремени, ложное тело отвращения, раздавленное унижением, и, с другой стороны, изначальное тело, которое, будучи украдено другими, затем обезображено и отвратительно, после чего речь идет буквально о его реанимации, в акте настоящего генезиса.
Ожившее и тем самым отличное от падшего тела колониального существования, это новое тело будет приглашено стать членом нового сообщества. Разворачиваясь по собственному плану, оно отныне будет идти вместе с другими телами и, делая это, заново создавать мир.
Вот почему вместе с Фаноном мы обращаемся к ней в этой последней молитве:
О мое тело, всегда делай меня человеком, который задает вопросы!
