Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 98

после смерти разлагается. То, что старец провонял, не делает его ни менее святым, ни менее прекрасным, никак не умаляет его учения. Это вообще история не про старца – он уже умер – это история про Алешу, которому послано такое испытание. И это противопоставление глубокой веры старца языческим предрассудкам и показному церковному благолепию. Провонявший старец это великая метафора и великий достоевский ответ всем книжникам и фарисеям, типа о. Всеволода Чаплина, всем высоконравственным борцам с грязью, с устройством чужой телесности, вообще с физиологией, со всем низким, со словом «хуй» – какой ужас! – в том числе. Трогательно, как интеллигенция, не моргнув глазом, смыкается тут с самым косным, что есть в Церкви.25 июня

Алена Злобина справедливо заметила, что памятник Крупской у Сретенских ворот выпадает из рамы, в которой сегодня стоит – спереди ровно, безжизненно отштукатуренная, как ягодка опять, церковь Успения Пресвятой Богородицы, сзади – номенклатурный модернизм Лукойла, солидный Господь для солидных господ, а между ними соратница и сподвижница, Надя-Наденька с тонкой талией, которой у нее отродясь не было, вся в движении – порыв в светлое коммунистическое завтра. Три скрепы, три национальных идеи и хорошо, что одна из них выпадает, коммунистическое завтра тоже ведь, слава богу, выпало. Скажем спасибо, что на месте тонкой талии не стоит реалистический бегемот с выпученными от базедовой болезни глазами. У меня во ВГИКе была преподавательница зарубежной литературы, очень, кстати, замечательная, страдавшая той же базедовой болезнью; похабник Эйзенштейн, познакомившись с ней юной, сказал: у NN такой вид, будто ей вдули и забыли вынуть. Не то памятник у Сретенских ворот: его вдули, но он сам выпал – какое облегчение.

26 июня

Чеховский писатель, рекламировавший лежалый чай, был человек совестливый. «Россию обманываю! Отечество обманываю из-за куска хлеба! Эх!» – мрачно жаловался он, когда рачительный купец Захар Семеныч предлагал ему в качестве гонорара тот самый, воспетый рекламистом чай. Сто тридцать лет прошло, широко шагает прогресс. Нынешний политический писатель-рекламист, солдат информационной войны, ничего не стесняется, перед Россией не стыдится, никакая реальность его не смущает, он берет свой чай из головы и сам в него глубоко верит, он исповедует его как обретенное блаженство, он не просто готов получать его в качестве гонорара, награда без чая для него немыслима: о дайте, дайте мне атмосферы, моей выдуманной, глоток зловония, без него я задыхаюсь. Заказчик Захар Семеныч потирает руки, у него пот проступает от удовольствия. Слюну он не сглатывает – сплевывает.

5 июля

Я ни одного дня не верил в движение ширнармасс на Юго-Востоке Украины, в чей-то вдруг национальный подъем, в разрекламированную русскую весну, в какое-то там апреля, которое собрались отмечать, и в прочую хрень. Понятно, что деньги и технологии правили там бал. Но известный джиарщик из Реновы, вчера ставший премьером ЛНР, это чересчур даже для меня – ничей цинизм такого не выдержит. Погибшие дети, старики, оставшиеся без крова, десятки тысяч беженцев, гробы, идущие в Россию, гробы, идущие на Запад Украины, кровавый идиотизм со всех сторон – и это ради чего? Ради эффективных переговоров высокооплачиваемых менеджеров? «Все мы вышли из Шинели Гоголя». Ну да. А они – из яиц Вексельберга.

7 июля

Спикеры ДНР клянутся в ненависти к Евросодому. Правильные пацаны изъясняют свое отношение к геям исключительно в лагерной терминологии. При этом культ Стрелкова насыщен таким спертым, таким бьющим в нос гомоэротизмом, что даже неловко об этом писать: совестно указывать на очевидное. Отвратная эта диалектика – большой привет Третьему Рейху, в котором широковещательное истребление гомосексуалов чудесно уживалось с повальным мужеложством. Все нацики ходят по одному и тому же кругу: ночь длинных ножей – праздник, который всегда с ними.

10 июля

Антон Долин тут спросил, есть ли в Швеции великие живописцы. Комментаторы резонно назвали Цорна. Одни говорили, что он шведский Серов, другие с негодованием замечали, что Цорн за границей ценится неизмеримо выше Серова: висит в крупнейших музеях мира. Это – чистая правда и страшная несправедливость: Серов ничем не хуже (даже лучше, шепну я вам на ухо).

Вот две картины, левая – Цорна, правая – Серова; обе прекрасные, обе про детей и собак, в обеих – что гораздо важнее сюжета – выраженная рокайльная тема и пластика, при этом обе картины очень современные, модерн у Серова, предмодерн у Цорна самоочевидны, но и там и там в подкладке неслучайный XVIII век. У Цорна девочка изображена, как кукла, – привет Феллини, у которого кукла становится метафорой века Казановы, у Цорна, в сущности, почти так же, в сочетании с огнедышащей собачкой это особенно наглядно; при этом кукла – все-таки девочка, а собачка – огромный пес: прелестная жизненная сцена из вполне буржуазного быта. У Цорна настоящее, пронизанное прошлым, у Серова – настоящее, прошлое и будущее, вся триада. Шульгин рассказывает, как Пуришкевич сообщил ему, что на днях они убьют Распутина (вместе с вел. кн. Дмитрием Павловичем и мальчиком, изображенным у Серова). «Поздно», – ответил ему Шульгин и записал в «Днях»: «Бессилие смотрело на меня из-за белых колонн Таврического дворца. И был этот взгляд презрителен до ужаса». Белые колонны Таврического дворца, такие же, как в Архангельском у Юсуповых, тоже, кстати, XVIII века. А бессилие со взглядом презрительным до ужаса уже есть у Серова. Про это, собственно, вся его картина.

12 июля

Умерла Новодворская. Над В. И. всегда смеялись. Последние двадцать лет каждое ее слово встречалось дружным гы-гы. И смеющиеся все теснее сплачивались в стадо и все громче говорили о своем национальном ренессансе, о будущем, в котором В. И. нет места. Про будущее не уверен. Маятник качается в обе стороны. И со стадом бывают разные неприятности. Иногда оно бросается с крутизны в море. А одинокий путь получает воздаяние. И я в нем ничуть не сомневаюсь. Валерии Ильиничне Царствие Небесное.

19 июля

Самое тошнотворное на этой войне – патриотические сырихи с обеих сторон. В сущности, они очень похожи: тот же трагикомический гонор, та же истерика, та же нечеловеческая злоба, та же святая вера в ложь. Только там, где у одних «ватники», у других «укропы». За одни эти слова надо бить по губам ссаными тряпками, что вполне бессмысленно, впрочем – ни те ни другие никогда не поймут, в чем их вина. Обнялись бы они, что ли.

20 июля

Прилетел в Киев. Тамошние друзья тщательно подготовили мой проход через границу: проинструктировали, что говорить на пасконтроле, велели взять с собой наличных денег, прислали официальное приглашение и гостиничную бронь. А как иначе? – война. В самолете это ощущение только крепло: читал газету «Зеркало недели», огромную, качественно сделанную подборку, в которой статусные украинские интеллектуалы обсуждают, что им делать с Донбассом. Кричат, плюются и машут руками, как здешние: тамошние сырихи тоже слетаются

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 98