*   *   *

В августе 94-го, когда я поджаривался на Кубани, районная “Степная новь” сообщила, что Леонов умер. “Пирамиду” ослепший Фауст успел, как предрекала пророчица слепая, ощупать, подержать в руках. Да, лучший способ предсказать будущее , подумал я взгрустнув — выдумать его . Внушить себе и людям. Но это произошло потом.

... И всё-таки жаль , упустил пролетевшую жар-птицу, не прочёл крамольную рукопись из царской кладовой. Скупой рыцарь с намёком приоткрыл заветный сундучок и замаячил на миг вход в глухие лабиринты “Пирамиды”, упрятанной в строительных лесах. Иные смыслы ушли со старцем безвозвратно. Теперь гадай, что он хотел сказать! Что-то мешает мне, когда проходишь мимо осиротевшей этажерки, постучаться в опустелую келью, узнать у дочери, где ныне тот загаданный Архив, взглянуть на Кремль с его оконца... К могилке скромной я по случаю хожу. Она ютится за шеренгами прославленных полководцев, меж причудливых надгробий — киношников преимущественно — в последнем отсеке советского Пантеона. Где-то там, над рекой, витает неприкаянная душа ересиарха. С Воробьёвых холмов, под перестук железных колёс, в чаду лужковских автобанов, наблюдает Леонов мистерию русской истории, безучастно влекущей растерзанный народ по кругу, как иглу по заигранной граммофонной пластинке.