А я, даже в личной непрезентабельности, — ни одна сотая градуса, а по крайней мере из «37»; если бы я «37» градусов моего тепла, отданных топкам, умножил на 10 — лишь «370» их ощутили б еле заметное потепление — на миг, а меня — не было б вовсе.

20

Все, о чем говорю, есть намек и импрессия к толстому тому исследования, которое могло бы возникнуть; если бы том написался, — то был бы прочтен в плоскостном взятии; и «370» топок сказали бы:

— «Конечно».

— «И я говорю…»

— «И я…»

— «И я…»

И новый ужас возник бы от этого «Ии».

Сих «ий» — не хочу; и тома — не напишу.

21

Пора написаний прошла; наступает пора прочтений уже в сердце написанного; нет ничего тайного, что не стало бы явным.

Но кто не имеет письмян в сердце и откажется от понимания слов апостола («Вы — письмо, написанное в сердцах»), тот меня не поймет.

Мне это хорошо ведомо.

И оттого я — кончил: кончил себя в одном отношении, чтобы, может быть, начать или, вернее, продолжить себя в другом: в символическом.

Кучино.

7 апреля 1928 года.

Примечания

1

См. сложное учение о культурах в моей «Истории становления самосознающей души».

2

Или «пол» звериного числа в смысле «половой проблемы».