планов Хорти канцлер Германии пока не мог. Германское правительство решило поддержать притязания Венгрии на земли, заселенные венгерским населением, и стремления Братиславы под эгиду рейха, но пока ещё в рамках ЧСР. «Это было не трудно после Мюнхена. Когда в Чехословакии к власти пришли немецкие ставленники»[509]. Словацкая общественность с пафосом заявляла, что Братислава – столица страны, сохранена за Словакией самим Гитлером[510]. В Словакии разрешалось распространение всех немецких газет и «Майн кампф» Гитлера. Братиславские министры апеллировали к нему по поводу неуемного аппетита Будапешта на словацкие земли[511]. Если мюнхенский диктат совершили коллективно правители Германии, Италии, Франции и Англии, то первый Венский арбитраж, связанный с продолжением отторжения территории ЧСР, состоявшийся 2 ноября 1938 года в Вене, был исключительно делом рук министров иностранных дел Германии и Италии Риббентропа и Чиано. По арбитражу Венгрия заполучила в свои владения южные районы Словакии и Закарпатской Украины. Мадьяры в итоге получили почти всё, что они хотели, но им казалось, что этого мало. Гитлеру не понравилось, что Венгрия близко сошлась с Польшей, на которую у него появились новые четкие планы. Немецкие дипломаты довели до сведения Хорти, что Венгрия может в дальнейшем наращивать свою территорию только тогда, когда она вместе с Германией станет в одном строю против Советской России[512]. Венгрия получила города Кошице, Ужгород и Мукачево. Однако Германия не допустила образования совместной польско-венгерской границы[513]. Решением Венского арбитража чехословацким властям предписывалось с 5-го по 10 ноября 1938 года эвакуироваться с предназначенных Венгрии территорий, а венгерским – в то же время их оккупировать. Английский правящий класс с «пониманием» отнесся к удовлетворению венгерских территориальных претензий. События конца сентября – начала ноября 1938 года обернулись катастрофой для Франции, потерявшей политическое, а главное, военное значение в Европе. Оно оказалось сведенным к нулю. Венский арбитраж в Средней Европе и на Балканах произвел более удручающее впечатление, чем Мюнхен. Он заставил правительства этих стран осознать, что Франция и Англия предоставили Гитлеру абсолютную свободу рук[514]. 4 ноября премьер-министр Венгрии Б. Имреди сделал заявление: Венгрия благодарит Германию за поддержку мадьярских требований. «Энергия и планы Гитлера создали новые пути и новые течения. Мы решили присвоить его имя одной из площадей Будапешта»[515]. В своей телеграмме Гитлеру Б. Имреди восклицал: «Я убежден, что решение, принятое в Вене державами оси, является гарантией лучшего будущего для этой части Европы. Благодарим Вас за сотрудничество рейха в деле мира»[516]. Все Версальские ограничения Гитлер ликвидировал с помощью Англии и Франции без единого выстрела[517]. Пассивность Франции и Англии в отношении действий Германии толкала малые государства отказываться от идеи коллективной безопасности и добиваться своей защиты территориальной целостности и внешней независимости, следуя в фарватере Германии и Италии[518]. 6 декабря 1938 года подписана франко-германская декларация Боннэ – Риббентропа. Это было заявление Франции и Германии о взаимном ненападении[519]. Именно в Мюнхене Гитлер убедил Чемберлена и Даладье, что на данный момент СССР является марксистским форпостом и может сыграть роковую роль поджигателя войны[520].
Французские правящие круги после Мюнхена стали придерживаться мнения, что по своим материальным и демографическим возможностям Франция перестала играть руководящую роль на европейском континенте. Даладье сказал, что судьба Франции «зависит не от того, как сложится положение в Центральной и Восточной Европе, а от того, сохранит ли она свою колониальную империю»[521]. Даладье и его кабинет пошли на Мюнхенское соглашение, т. е. капитуляцию, из-за чувства страха и неуверенности в своей силе и боязни поражения. Никто из правителей Франции не чувствовал себя способным руководить современной войной. Ни у кого не было ни воли, ни энергии, ни хватки, ни размаха людей, типа Клемансо. У правящего класса было одно желание: ухватиться за любой выход, который предоставлял отсрочку схватки с Германией, который давал передышку, хотя бы купленную ценой унижения. Ощущение глубокого политического поражения и создания позорности сыгранной роли, бесспорно, ощущалось всеми деятелями 30 сентября[522].
Название «Мюнхен» стало нарицательным, символизирующим агрессивную сущность гитлеровской внешней политики, преступное невыполнение международных обязательств Англией и Францией, важнейшее свидетельство ликвидации системы коллективной безопасности и устранения Лиги Наций от решения вопросов европейской мировой политики[523].
В год двадцатилетия окончания первой мировой войны маршал Петен на заседании в Академии наук заявил: «Германский народ – настоящий титан. Побежденный в 1918 году, он стал победителем в 1938 году. Титаничны и грандиозны цели, поставленные национал-социалистической империей – преемницей Пруссии, Гогенцоллернов, Германии Бисмарка, Великой Германии Вильгельма II. Грандиозны усилия, производимые Германией во всех областях: в пропаганде, в школах, в армии, в дипломатии, в экономике»[524]. Гитлеровский режим в 1938 году стал очень крепким, налицо было его единство, дисциплина и динамизм[525]. События сентября – ноября 1938 года дали новый импульс национал-социализму, ещё более укрепили его позиции и не только в Германии, но и в ряде европейских стран[526]. Пролог будущей и уже очень близкой Второй мировой войны, не имевшей себе равной по своим масштабам и человеческим жертвам, состоялся!
Глава 3
Европа под властью Гитлера. 1939–1940 гг
Рейх расширяется
После передачи Судето-немецкой области Германии Чемберлен и Да ладье гарантировали новые границы ЧСР[527]. Англичане и французы с радостью приняли известие о Мюнхенском соглашении, надеясь, что войны с Германией всё-таки не будет[528]. Несмотря на опыт Мюнхена и на имевшую место критику мюнхенского соглашения в Англии, Чемберлен по-прежнему был убежден, что замирение Европы можно осуществить только путем дипломатических переговоров с Гитлером, не прибегая к более сильным средствам. Английский премьер был готов и дальше капитулировать перед Гитлером, прежде всего за счет третьих стран. Он не помышлял о каком-либо сопротивлении Германии. В 1939 году «клайвденская клика» продолжала определять главные пути политики английского правительства[529]. После Мюнхена в Англии у власти стояли наиболее консервативные круги страны. В международных отношениях наступила эпоха жесточайшего разгула грубой силы и политики бронированного кулака. Франция превратилась во второстепенную державу, а часть её политиков стали просто изменниками, поддерживающими преступные связи с Германией. Внешне английская и французская политика в отношении действий Германии были похожи. Но если первая проводилась Чемберленом сознательно и целеустремленно, то вторая, т. е. французская, была выражением нерешительности, слабости, объяснимая паническим страхом не получить в случае необходимости военной помощи от англичан[530]. При всём своём экстремизме Гитлер надеялся, что к
