де-факто Лондон и Париж признали мятежников воюющей стороной. Лондонский комитет послов или международный комитет по применению соглашения о невмешательстве в дела Испании оказался недееспособным. В результате германская и итальянская помощь, на которую опирался Франко, позволила его войскам занять важнейшие стратегические пункты и подойти к столице страны.
Франсиско Франко Баамонде, генералиссимус – каудильо Испании
Франко публично объявил о своём намерении «скорее уничтожить Мадрид, чем оставить его марксистам»[341]. Мадрид, по словам главы правительства республиканской Испании Ларго Кабальеро, стал «последней твердыней борьбы против фашизма»[342]. Появилась реальная перспектива возникновения на юге Европы государства социалистической ориентации. Ради недопущения подобного сценария правительства Англии и Франции закрыли глаза на действия Берлина и Рима, открыто поддерживавших франкистов. «Красная опасность» в глазах правящих классов Запада выглядела более серьезной, чем распространение фашизма. На этом постулате и стала базироваться политика «умиротворения», определившая внешнеполитический курс западных держав в отношении Гитлера второй половины 30-х годов[343]. Англия и Франция боялись «рассердить» Германию возможностью привлечения Лиги Наций к решению испанского вопроса[344]. Французские правые решительно выступили против какой-либо поддержки Испанской республики[345].
Лаваль предлагал вступить в прямые переговоры с Гитлером. Программа французского премьер-министра – открытый сговор и соглашение с Германией – только так можно соорганизовать Европу[346]. На митингах французских «франкистов»-фашистовужев 1936 году кричали: «Да здравствует Гитлер!»[347]
Главными вдохновителями политики потворствования фашистской Германии были руководители Англии, и прежде всего Чемберлен, Саймон, Галифакс, Лондондерри[348]. Лорд Галифакс в Берлине проводил личные переговоры с Гитлером, который благодарил его за поддержку действий Германии[349]. Лорд Лондондерри всей душой сочувствовал нацистам. Риббентроп гостил в имении лорда, упрочивая связи гитлеровцев с правящим классом Британии[350]. Английское правительство не хотело победы испанского правительства, считая его коммунистическим. Лондону казалось, что победа республиканцев вызвала бы марксистские пертурбации во Франции.
В армии Франко воевала тысяча ирландских фашистов под началом генерала О-Даффи[351]. Виднейший деятель ирландского фашизма Томас Гайд был убит на мадридском фронте[352]. В Лондоне консерваторы: члены парламента и правительства, находились в убеждении, что католик Франко являлся «галантным христианским рыцарем»[353]. Именно от Гитлера Франко требовал, чтобы его считали спасителем не только Испании, но и всей Европы от наступления марксизма. Испанская трагедия становилась прообразом европейского будущего[354]. В отношении Испании Лондон намекал Парижу: «Поскольку немцы и итальянцы помогают Франко, вы можете помогать республиканцам. Но имейте в виду, что если на этой почве у вас возникнет с Римом и Берлином конфликт, мы останемся нейтральными». Лондон принципиально считал войну в Испании гражданской, но в Париже смутно полагали, что на Пиренеях началась мировая война[355]. Следование Франции в фарватере политики Англии наносило огромный ущерб её прямым национальным интересам. Французская несамостоятельная и робкая политика привела к ослаблению её дружественных связей со странами Дунайского бассейна и фактическому захвату Германией политических опорных пунктов в Центральной Европе. С 1936 года от Франции в политическом плане начали отдаляться ряд европейских стран: Голландия, Бельгия, Швейцария и, конечно же, Польша и Венгрия[356]. Германия в испанской войне развила и опробовала методы тотальной войны[357]. Крупную роль в войне в Испании играли немецкие генштабисты, прикомандированные к ставке Франко и фактически руководившие военными операциями. Опыт испанской войны окажется ценным для гитлеровского военного руководства[358]. В Берлине были уверены, что ни Франция, ни Англия ни в коем случае на военный конфликт с Германией не пойдут. Чем более Рим и Берлин будут непримиримы, тем скорее англо-французский блок пойдет на уступки и даст фашистам завладеть Испанией[359]. Своими силами Франко, несмотря на жестокость своих войск, победить не смог бы. Помощь Германии стала решающей в его борьбе. В ходе войны Италия оккупировала Балеарские острова, а Германия временно заняла Канарский архипелаг[360]. Победа Франко в политическом аспекте означала триумф Гитлера. Беспощадность Франко опиралась на немецкую опору[361]. Фалангисты подобно нацистам использовали дарвинистские аргументы, чтобы оправдать свою жестокость и представляли ее желанием очистить Испанию от красных. Убивая простых испанцев, они утверждали, что очищенная страна выйдет обновленной и сильной из этого испытания[362]. Гитлер намеревался оставить войска в Испании на случай войны с Францией. Англия и Франция не делали представление Германии по поводу вмешательства в Испанские дела[363]. В европейских делах Франция уступила инициативу Великобритании, и вопрос для Лондона о её союзничестве не вызывал сомнений. Британские политики увидели, что Франция каждую свою акцию спешит согласовать с Лондоном. Англичане всё больше привыкали к такому положению, приобретая вкус к командованию французами, и со временем перестали учитывать интересы Франции. Лондон бесцеремонно начал ставить французское правительство перед лицом свершившихся решений английского кабинета[364]. Французские государственные деятели от Даладье до Рейно полагали, что единственным реальным союзником Франции является Англия. Англия близка, она пользуется ореолом сильнейшей страны в мире, обладает несметными ресурсами, а главное, внушает немцам уважение. Сотрудничество с Англией является наиболее стабильным и устойчивым элементом в системе французской внешней политики. Сменявшие друг друга кабинеты в центре своей внешней политики неизменно ставили тесное сотрудничество с Англией[365]. Сепаратно английская миссия при Франко обосновалась в Саламанке[366]. Глава английского министерства иностранных дел (МИД) Галифакс тешил себя возможным политическим союзом Англии, Франции с Италией и Германией, который положил бы начало новому миру[367]. Английская внешняя политика середины 1930-х годов стала прогерманской. Лондон всё меньше отстаивал неделимость мира. Единственное, что оставалось почти незыблемым, так это показная англо-французская солидарность[368].
Испанская гражданская война, по словам самих же фашистов, оказалась фронтом «фашистского интернационала». Испанский фашизм становился третьим острием фашистского трезубца, вонзающегося в Европу[369]. По словам Франко «в новой Испании будет установлен режим, основанный на корпоративной системе наподобие португальского, итальянского и германского»[370]. Женщины-фашистки возвращавшихся с фронта мужчин встречали словами: «Сколько ты их убил?»[371]Война в Испании приобрела зловещий характер. Она создала в Европе благоприятную для замыслов Гитлера обстановку. Оживилась деятельность пангерманистов, силы, стремящиеся к разрушению существовавшего порядка на континенте, начали решительно действовать. Английский правящий класс неуклонно склонялся к компромиссу и даже союзу с Гитлером[372]. Германия стремилась превратить Испанию в своего рода вассала, где под эгидой Франко будут доминировать германские военные власти[373]. Гитлер посылал Франко танки, самолеты, пушки и даже солдат[374]. Интервенция Германии и Италии
