роль эта бесплодна: она только напрасно истощает Россию. Равновесие в своем апогее: ни июльская, ни февральская революции не могут его поколебать; но является энергический политический человек в Европе и становится во главе настоящего троянского похода против России.
Поход против России во время нарушенного равновесия, под руководством одного из величайших военных гениев, державшего в своих руках силы и судьбы Европы, оканчивается полным поражением врагов. Поход против России во время равновесия, руководимый самыми отъявленными посредственностями, оканчивается полным их успехом, несмотря на то что Россия стала (материально, по крайней мере) вдвое сильнее, чем в 1812 году.
Конечно, много было разнообразных причин, приведших за собой этот странный неожиданный результат; но, бесспорно, одна из важнейших между ними заключалась как в заботе России оставаться верной преданиям равновесия, так и в состоянии европейского общественного мнения, везде враждебно настроенного именно сорок лет продолжавшимся равновесием. Сопричислившись к европейской семье, мы, конечно, не могли приготовляться и принимать мер для борьбы со всей Европой. В числе наших врагов при Наполеоне I было много тайных друзей; при Наполеоне III считавшиеся друзьями оказались врагами.
Вот как выразилось на деле влияние политического равновесия Европы и его нарушения на судьбы России. Его можно выразить следующей формулой: при всяком нарушении равновесия Европа естественно разделяется на две партии: на нарушителя с держащими волей или неволей его сторону и на претерпевших от нарушения, стремящихся восстановить равновесие. Обе эти партии естественным образом стараются привлечь на свою сторону единственного сильного соседа, находящегося по сущности вещей (каковы бы ни были, впрочем, формы, слова и названия) вне их семьи, вне их системы. Обе партии заискивают, следовательно, в России. Одна ищет у ней помощи для сохранения полученного ею преобладания; другая – для освобождения от власти, влияния или опасности со стороны нарушителя. Россия может выбирать по произволу. Напротив того, при существовании равновесия политическая деятельность Европы направляется наружу – и враждебность ее к России получает свой полный ход: тут вместо двух партий, наперерыв заискивающих в России, Европа сливается в одно, явно или тайно враждебное России целое.
Нам необходимо, следовательно, отрешиться от мысли о какой бы то ни было солидарности с европейскими интересами, о какой бы то ни было связи с той или другой политической комбинацией европейских держав и прежде всего приобрести совершенную свободу действия, полную возможность соединяться с каждым европейским государством под единственным условием, чтобы такой союз был нам выгоден, нимало не взирая на то, какой политический принцип представляет собой в данное время то или другое государство.
Взглянем с этой точки зрения на всевозможные для России отношения к главнейшим представителям европейского могущества.
Прежде всего устраним из этого обзора Австрию, которая может быть для России не пособницей в достижении ее целей, а только предметом, на который – так же как и на Турцию – может и должно быть обращено ее действие.
Самый отъявленный и самый постоянный противник России на Востоке с самого окончания Наполеоновских войн – Англия. Один из ее знаменитых государственных мужей, как известно, выразился, что он не намерен говорить с тем, кто не понимает важности независимости Константинополя для Англии. Эта фраза служит и до сего дня девизом английской политики на Востоке, разделяя судьбу многих афоризмов, так хорошо характеризуемых немецким выражением Schlagwörter[118].
Если бы, однако же, что называется, припереть английского политика к стене, требуя от него ясных и определенных доводов и доказательств, – он пришел бы, кажется мне, в большое затруднение и даже в совершенный тупик.
Если эту важность для Англии Константинополя (и вообще независимости Турецкого государства) полагать в экономической эксплуатации Турции английской промышленностью и торговлей, то значение ее с этой точки зрения, во-первых, не столь велико, чтобы невозможно было вступить с Россией в разного рода обоюдовыгодные сделки; во-вторых же, англичане слишком практический народ, чтобы не понять, что даже и при самой невыгодной для Англии системе торговой политики России польза, которую стала бы извлекать она из стран нынешней Турции, – при замене турецкого владычества славянской независимостью под гегемонией России, – увеличилась бы в несколько крат, как явным тому доказательством служат Новороссийские степи, обратившиеся под русским владычеством из притона кочевников в житницу Англии и Европы с цветущими городами вроде Одессы, Бердянска, Ростова, Таганрога, Николаева.
Другой, гораздо более важный интерес Англии на Востоке (принимая это слово в обширном смысле) заключается в обеспечении ее индийских владений; но по отношению к этому жизненному для Англии вопросу еще труднее понять связь, существующую между ним и собственно так называемым Восточным вопросом в тесном смысле. Что общего, в самом деле, между Индией и тем, будет ли Константинополь в руках России или нет? Не вникая в стратегическую возможность или невозможность похода русских в Индию, можно смело, однако же, утверждать, что если эта возможность существует, то она существует уже и теперь без овладения Константинополем; если же ее не существует, то взятие Константинополя ни на волос не изменит этого положения дел. Александр Македонский отправился, правда, в свой персидский поход и дошел до Индии, переправившись в Азию через Геллеспонт; но трудно понять, зачем бы избирать и русским этот окольный путь, когда у них в руках Волга и Каспийское море, которые доведут их из самого центра русского могущества до Астрабада, откуда останется не более половины расстояния от Константинополя в Индию.
Со своей стороны мы убеждены, что поход в Индию есть вещь совершенно возможная. Если султан Бабер и много других восточных завоевателей могли добраться до Индии и покорить ее, то трудно представить себе резон, почему бы возможное для них стало невозможным для России, которая частью занимает уже те самые места, которые служили точками исхода для магометанских завоевателей, частью же всегда может заставить Персию вступить с собой в союз добровольный или принужденный, которая обладает кавказской армией, привыкшей к жаркому климату и к горным переходам.
Последствия такого похода, предпринятого даже с малыми силами и даже неудачного, были бы самые гибельные для английского могущества, – так же точно, например, как и французская высадка на английский берег, хотя бы и неудачная. В стране торговой и промышленной по преимуществу все основано на кредите, на вере; и вера англичан в неприкосновенность английской территории (в одном случае), так же как вера туземцев в неприкосновенность английского владычества в Индии (в другом), были бы поколеблены, нарушены. Что не удалось один раз, может при больших усилиях, при лучшем ведении дела удастся в другой. С момента этих вторжений дамоклов меч постоянно висел
