то они с готовностью предоставят свою территорию для походных колонн вермахта, да и сами поучаствуют в этом марше, войдя вместе с немцами в поверженную Москву[214]. Правителям Польши казалось, что их страна станет арбитром в Восточной Европе[215]. Польские руководители вынашивали фантастическую идею создания сверхдержавы в центре Европы. Их воображение рисовало перспективы осуществления мечты о создании Польского государства «от моря до моря», т. е. от Балтийского до Чёрного. Варшавское правительство пыталось втянуть в свои границы в первую очередь Литву, Белоруссию и Украину. В межвоенной Польше культивировалась легенда о силе и мощи страны, о её, якобы, освободительных войнах и героическом справедливом народе. Вымыслы отливались в бронзу, высекались в граните, печатались в книгах, тиражировались в киноэпопеях[216]. Стремление Гитлера пересмотреть «несправедливое» устройство Европы открывало перед другими странами возможность предъявить свои счеты соседям. Одной из активных стран-ревизионеров являлась Польша[217]. Польская печать отражала на своих страницах планы правящей клики по захвату чужих территорий, декларируя, что Польша не ограничится простой выработкой захватнических замыслов, а готовится воплотить их в жизнь в ближайшее время. В начале 1938 года Бек усиленно повел агитацию за прямой раздел Чехословакии, в результате которого наступит успокоение на континенте. Своей пропагандой Бек стимулировал гитлеровскую экспансию в центре Европы[218]. Неукоснительно продолжая курс на тесное сближение с Германией, Варшава словно не знала о геополитических амбициях нацистов. Надменный глава польского МИД Юзеф Бек уверял, что рост политического значения рейха будет исключительно благотворным для Второй Речи Посполитой. Полякам призрачные сны о великодержавии в конце 30-х годов казались реальными[219]. Таким образом, польский межвоенный режим представлял собой милитаристскую, профашистскую бюрократию. При этом все политические силы – как правящую верхушку, так и её оппонентов, объединяло одно: радикально шовинистическое стремление к расширению территории Польши – пресловутое «восстановление границ 1772 года», а, следовательно, разрушение рубежей, подтвержденных Версальским миром[220].
Итальянское королевство
После Первой мировой войны в итальянском обществе доминировало мнение, что государства Антанты обделили Италию плодами победы. Это было представление всех слоев населения. Итальянцы ринулись к пересмотру статей Версаля. Реваншизм стал благодатной почвой, на которой взошли семена шовинизма. С одной стороны, национализм в Италии был идеологией правящих кругов, с другой, он распространился среди народных масс. Суть данного мировосприятия сводилась к тому, что Италия в древности являлась могущественной державой. Притязаниям Италии не было конца[221]. Широкие круги общественности тяготели к античному римскому великодержавию. Муссолини, пришедший к власти в октябре 1922 года, в своих планах реванша апеллировал к чувствам национальной неудовлетворенности своих соотечественников итогами прошедшей войны. В итальянском обществе не только среди элиты росло ощущение, что страна не получила компенсацию за принесенные жертвы[222]. Итальянцы – победители в мировой войне, воспринимали себя обманутыми в своих амбициях. С 1934 года итальянское правительство твердо встало на путь ревностной выверки Версальского мира[223]. Рьяно приступив к попытке строительства сильного итальянского государства, Италия не менее других стран желала привести новую организацию рубежей в Центральной и Юго-Восточной Европе. Муссолини неустанно настаивал на необходимости изменения Версальского соглашения, став на сторону тех стран, которые, по его мнению, были несправедливо и даже сильно ущемлены[224]. Единодушное единение ревизионистских стран вокруг итальянской оси порождало в Европе слухи о совместных совещаниях представителей генеральных штабов Италии, Болгарии, Венгрии[225]. Фашистский режим преумножил все присущие итальянскому империализму устремления и вожделения, сделал их основой своей внешней политики[226]. Миссией итальянского фашизма считалось дать стране новый правящий класс[227]. Муссолини серьезно надеялся на скорое и широкое распространение фашизма по всей Европе. Итальянский премьер заявил, что его народу необходимо жизненное пространство не только за счет расширения территории, но и возможности беспрепятственного доступа Италии в Атлантический и в Индийский океаны. Эта стратегия Муссолини угрожала положению Франции и требовала ликвидации Британской империи, которая преграждала Италии пути в Гибралтаре, на Мальте и в Египте. Италия Муссолини становилась опасной для Франции и Англии в Средиземном море и Африке[228]. Муссолини считал, что Италия должна иметь протекторат над Эфиопией по образцу патроната Англии над Египтом, Франции над Марокко[229]. Приливы ревизионизма у итальянских фашистов стали вызывать успехи гитлеровской партии в Германии. Римская печать громко требовала пересмотра Версальских канонов. Италия претендовала на статус великой державы, но в глазах мировой общественности ей отводилась место посередине между великими и малыми державами, что весьма раздражало ревизионистов Апеннинского полуострова. В 30-е годы Итальянское королевство играло значительную, но всё-таки чрезмерно претенциозную роль на Европейской дипломатической сцене. Итальянцы чувствовали себя обойденными в Версале, ведь союзники не дали им многого из того, что обещали перед войной. Например, Далмацию, Фиуме, т. е. доминирования и контроля на востоке Адриатики.
Центральное место в ревизионистской программе фашистского правительства занимала идея сплоченной нации. Рим клеймил державы – союзницы за вероломство по отношению к Италии при дележе военной добычи[230]. Фашистская печать, выполняя государственный заказ, сеяла антиверсальские настроения и недоверие к международным институтам, обвиняла бывших собратьев по оружию Францию и Англию в эгоизме и призывала к пересмотру европейских границ в пользу Италии. Недовольные результатами Версаля, итальянцы морально и психологически принимали планы правительства. Фашистские правящие круги сулили переход к новой цивилизации, которая уничтожит англо-саксонскую плутократию и марксизм в Европе[231]. Муссолини вел авантюрный внешнеполитический курс, в основе которого лежал план возрождения славы Римской империи, а это шло в разрез рамок Версальских условий[232]. «Великий итальянец» разглагольствовал: «Фашизм в течение протекших лет выиграл, и в распространении и особенно в глубине. Он стал гражданской религией всех итальянцев, достойных этого имени»[233]. Масарик пожаловал Муссолини большой крест Белого льва. Незадолго до этой процедуры автомобиль короля Италии в окрестностях Пизы сбил мальчика. Доставленный в госпиталь ребенок скончался. Виктор-Эммануил III только конфузился[234]. Инцидент не получил никакого резонанса в королевстве, которое стало фашистским.
Дуче за штурвалом самолета
Муссолини предрекал: двадцатый век «будет веком фашизма. Он будет веком итальянской мощи: это будет век, когда Италия в третий раз станет руководителем цивилизованного мира[235]. Идея милитаризированного народа, объединенного для защиты родины, становится важнейшим элементом идеологического фундамента фашистского государства[236]. Итальянские фашисты полагали, что они начинают борьбу на двух фронтах: в Африке и Европе. Фашистская революция выступала против устаревших либеральных программ и идей, генерированных Версалем[237]. Фашистское движение в
