Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 119

Глава XXVII. Восточные евреи заполняют вакуум

Вопреки расхожим представлениям, евреи НЕ одна большая дружная семья. Разные еврейские общины всегда были на ножах друг с другом. Когда мой литовский (еврейский) прапрадед взял себе польскую (еврейскую) жену, его семья надела траур. Немецкие евреи – они называли себя ашкенази, обыгрывая стих Библии, – боролись против польских евреев в Варшаве, против итальянских – в Ливорно, против иракских – в Бомбее, и все боролись против всех в Америке. В XIX веке ашкеназы уже занимали доминирующие позиции в США и Англии, Германии и Франции.

Восточными евреями (Ostjuden) тогда называли евреев Польши, Украины, Литвы и России. Немецкие евреи относились к ним с пренебрежением, смешанным с ужасом, и представляли их себе как нечто немытое, рвущееся из дикой Азии в цивилизованную Европу, да еще и называющееся евреями. Позор да и только! Ведь немцы могут подумать, что и мы, немцы Моисеева закона, такие же! Глядя на них, можно понять антисемитов. Восточные евреи – наши деды – скрипели зубами, злились, запоминали.

За все обиды они потом отыгрались в Палестине на евреях арабских стран. Им наши деды передали малопочетный титул «восточных евреев», а себе взяли гордое звание «ашкеназов». Старые стереотипы они импортировали полностью. Теперь немытыми стали евреи Ирака и Марокко, и уже они позорили гордое звание еврея. Израиль – страна, где сбываются мечты: у нас Рабинович из Жмеринки становится русским, а Янкель из Лодзи – ашкеназом. В нашей книге мы следуем израильской терминологии и под восточными евреями имеем в виду туземные еврейские общины стран Востока, а под ашкеназами – евреев Восточной Европы.

Восточные евреи составляли – и составляют – около 10 % всех евреев мира. До середины XIX века в Палестине не было других евреев, затем стали появляться евреи Восточной Европы, и все же до начала сионистской иммиграции восточные евреи оставались в большинстве. Затем их доля стала падать, и в 1948 году на них приходилось 10 % всего еврейского населения страны. Но после изгнания палестинцев правительство Бен-Гуриона нуждалось в людях – не так для работы в народном хозяйстве, которое не могло занять столько человек, как для создания еврейского большинства в стране. Других желающих не было. Западноевропейские и американские евреи не стремились в Землю обетованную, не сулившую ни работы, ни заработка. Советские евреи не могли выехать из СССР. Поэтому сионисты организовали массовую иммиграцию из стран Востока, в основном из Ирака (130 тысяч) и Марокко (260 тысяч).

Правительство могло бы дать восточным евреям землю, попробовать создать новое крестьянство вместо изгнанного в 1948 году. Но большинство приезжих, городские жители, к земле не стремились. Для восточных иммигрантов возвели сначала бараки в маабарот (лагерях беженцев), а потом многоквартирные блочно-бетонные дома. Их традиции осуждались, как «варварские», патриархальные семейные отношения пошли на слом, восточные евреи были радикально освобождены от их культурного наследия. «Не позор быть марокканцем, – говорили ашкеназы и добавляли: – Но и большой чести в этом нет».

Многие из восточных иммигрантов стали мелкими торговцами на базарах. Другие работали на полях и заводах кибуцев, располагавших деньгами, кредитами, техникой, землей. Так традиционный антагонизм между восточными и ашкеназскими общинами приобрел новые основания.

Помню, как меня когда-то удивило, что восточные евреи не считают себя израильтянами. Я работал тогда на винограднике кибуца Эйн-Гев, в долине Кинерета. Ранним утром староста-мухтар привозил в Эйн-Гев десятки женщин из Тиверии и окрестных городков на уборку винограда. Здоровые, смуглые, немолодые и некрасивые, все до одной еврейки из стран Востока, они говорили между собой по-арабски, и мухтар был единственным посредником между ними и кибуцниками – выходцами из Восточной Европы и их детьми. Женщины снимали виноград с лоз, клали гроздья в ящики, а кибуцники ставили ящики на подводу. Затем я приторачивал свой допотопный трактор к подводе и вез виноград в Цемах, на перекресток дорог, ведущих на Бейт-Шеан, Тиверию, Эль-Хамму и Курси, – там раньше стояла арабская деревня Саммак, а теперь – районный кибуцный завод по упаковке винограда.

Дорога Цемах – Эйн-Гев, узкая, неровная, тогда единственная вела на Голанское плато, по ней то и дело шли наверх грузовики. Они противно гудели, требуя, чтоб я освободил дорогу. С точки зрения правил дорожного движения они были правы, но если бы я то и дело съезжал на обочину, привез бы в Цемах виноградный сок вместо спелых гроздьев. Поэтому весь день я вел нескончаемую бескровную дуэль с шоферами грузовиков: кто первым свернет с дороги. В пору уборки винограда температуры у Кинерета легко заходят за 40 градусов. У трактора не было ни крыши, ни навеса, ни кабины, поэтому я гонял в одних шортах и сомбреро и загорел дочерна. Женщины спрашивали меня: Миэйзо ада ата? («Какого ты роду-племени?») – и предлагали выбор: марокканец, ливиец, румын или израильтянин. Русских в Израиле тогда еще почти не было, а израильтянами эти женщины называли выросших в Израиле детей европейских – ашкеназских – евреев. Когда я говорил им, что они и их дети тоже израильтяне, женщины с сомнением в голосе соглашались: «Да, но…» С годами это ощущение – что ни сами восточные евреи, ни их дети не станут израильтянами – крепло, в особенности в городках развития – черте оседлости восточного еврейства. Амос Оз, «израильтянин», как сказали бы сборщицы винограда из Эйн-Гева, описал, как я уже говорил, в одном из очерков своей книги «В стране Израиля» визит в такой неразвивающийся городок Бейт-Шемеш.

Там он столкнулся с безумной, животной ненавистью к ашкеназам. Молодые восточные евреи говорили с Озом как с врагом. По восточному обычаю даже врагу, если он приезжает в гости, не перерезают горло, а предлагают кофе, но вражды это не отменяет. Они рассказали ему свою версию истории: ашкеназы привезли их родителей насильно в страну Израиля, чтобы эксплуатировать, выжимать из них пот, использовать на черных работах. Затем пришла Шестидневная война 1967 года и освободила их: появились арабы, более дешевая рабочая сила, и надобность в эксплуатации восточных евреев исчезла. Потому теперь ашкеназы требуют отдать арабские земли арабам – чтобы снова эксплуатировать восточных евреев.

О том, как организовали «ввоз» восточных евреев, рассказывает Том Сегев в своей книге «1949»:

Израиль делал все, чтобы иракские евреи не смогли остаться в Ираке, чтобы они опротивели местному населению. Этой цели служила шумная кампания против Ирака и его представителей за рубежом. Хотя израильские руководители прекрасно знали, что ничего подобного не происходит, они распространяли слухи о массовых казнях евреев в Багдаде, устраивали демонстрации перед представительствами ООН и перед иракскими посольствами, угрожали погромами арабского населения Палестины. В результате парламент Ирака принял решение об изгнании иракских евреев. Уже после этого произошел взрыв в багдадской синагоге, в чем упорно обвиняли агентов израильского «Моссада». И хотя это обвинение доказано не было, сам факт его выдвижения указывает, что иракские евреи считали подобное вполне возможным.

Сегев не прав в одном: причастность сионистов к взрывам в синагогах Багдада была доказана в судах. Иегуда Таджар, эмиссар из Тель-Авива, был арестован в Багдаде – его узнал палестинский беженец, – и Таджар сознался, что его группа организовала взрывы. Через 10 лет он вернулся в Израиль и подтвердил свой рассказ. Книга другого иракского еврея, Наима Гилади, содержит подробности деятельности группы «Движение», подложившей бомбы. Рассказы очевидцев и участников терактов были опубликованы израильским независимым еженедельником «Ха-Олам ха-Зе» и изданием движения «Черные пантеры» в 1972 году.

Ближневосточный корреспондент английской газеты «Гардиан» Дэвид Херст в книге «Ружье и оливковая ветвь» описывает:

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 119