Но вот идеи Джеймса Расселу не очень нравились. В 1896 году Джеймс выступил с лекцией, в которой говорил не о воле к сомнению, а о «воле к вере». Есть вещи, утверждал он, которые нужно просто принимать на веру, даже если мы не можем доказать их истинность.

Взять хотя бы дружбу. Если вы будете постоянно сомневаться в других людях, то станете вести себя с ними так, что никто не захочет с вами дружить. Дружба, любовь, доверие и преданность становятся истинными именно потому, что мы в них верим. Джеймс допускал, что какие-то убеждения могут оказаться ложными, но настаивал на том, что обмануться из-за надежды лучше, чем обмануться из-за страха.

Бертрана Рассела подобные умственные экзерсисы не интересовали. Как бы высоко он ни ценил человеческие качества Джеймса, его философию он отвергал. Истина, говорил Рассел, состоит не в том, чтобы принимать желаемое за действительное. Многие годы эти слова были моим девизом – пока я не начал сомневаться в самом сомнении.

2

На дворе 1963 год. С момента интервью, которое Рассел дал Би-би-си, прошло четыре года.

В Кембридже, штат Массачусетс, молодой ученый-психолог Роберт Розенталь задумал небольшой эксперимент. Он взял две клетки с крысами и на каждую прикрепил по табличке: на одной написал, что в клетке сидят специально обученные умные крысы, на второй – что там глупые крысы.

Позднее в тот же день Розенталь велел студентам поместить крыс в лабиринт и записать, сколько времени понадобится каждой, чтобы найти выход. Ученый умолчал о том, что никакой «селекции» крыс не проводил – все они были обыкновенными лабораторными животными.

Эффект получился неожиданный. Крысы, которых студенты считали умными, и впрямь быстрее выбирались из лабиринта. Мистика! «Умные» крысы, которые на самом деле ничем не отличались от «глупых», проходили лабиринт в два раза быстрее.

Поначалу Розенталю никто не поверил. «У меня возникли проблемы с публикацией результатов эксперимента»[499], – вспоминал он спустя много лет. Он и сам не сразу догадался, что случившемуся есть вполне рациональное объяснение. Ему еще только предстояло понять, что студенты обращались с «умными» крысами, от которых ждали большего, намного деликатнее, чем с «глупыми». Именно такое обращение повлияло на поведение крыс и улучшило их результаты.

Под впечатлением от первого эксперимента Розенталь решил, что обнаружил присутствие невидимой, но фундаментальной силы. «Если крысы становятся умнее, когда мы этого от них ждем, – размышлял он в статье в журнале American Scientist, – то логично предположить, что и дети станут умнее, если этого будут ждать от них учителя».

Пару недель спустя ученому пришло письмо от директора начальной школы из Сан-Франциско. Она прочла его статью и сделала предложение, от которого он не смог отказаться. «Если я могу вам чем-то помочь, только дайте знать», – писала директор[500]. Розенталя не пришлось уговаривать – он тут же приступил к разработке нового эксперимента. На этот раз его подопытными стали не крысы, а дети.

С началом нового учебного года учителя начальной школы узнали, что известный ученый доктор Розенталь проведет тестирование их учеников. Тест на проверку способностей к обучению покажет, кто в текущем году добьется наибольших успехов.

На самом деле детям предложили стандартный тест на IQ. Обработав результаты, ученые отложили их в сторону. Затем они подбросили монетку, чтобы выбрать тех детей, о которых учителям будет сказано, что у них «высокий потенциал». Самим детям не сказали вообще ничего.

Разумеется, сила высоких ожиданий быстро начала творить чудеса. Учителя уделяли «умным» ученикам особое внимание, чаще подбадривали их и хвалили, тем самым меняя и представление детей о самих себе. Особенно явно эффект проявился среди самых младших учеников, чьи показатели IQ выросли за год в среднем на 27 баллов. Наибольший прирост отмечался у мальчиков с латиноамериканской внешностью, от которых в Калифорнии традиционно меньше всего ждут[501].

Розенталь назвал свое открытие «эффектом Пигмалиона» – в честь мифологического скульптора, который так полюбил одну из своих статуй, что боги согласились ее оживить. Наши убеждения, независимо от того, истинные они или ложные, тоже могут воплотиться в жизнь и вызвать вполне реальные изменения. Эффект Пигмалиона напоминает эффект плацебо (о котором я рассказывал в главе 1), только в этом случае позитивные ожидания приносят пользу не лично нам, а другим людям.

Сначала я думал, что результаты этого старого исследования наверняка были опровергнуты, как это произошло со многими другими экспериментами, которые широко освещались в СМИ в 1960-е годы.

Оказалось, что ничего подобного. Спустя пятьдесят лет психологи по-прежнему учитывают в своих исследованиях эффект Пигмалиона. Он был подтвержден сотнями экспериментов, проведенных в армии, университетах, судах, семьях, домах престарелых и в коммерческих организациях[502]. Правда, проявляется он далеко не всегда так сильно, как изначально предполагал Розенталь, особенно когда речь идет о тестировании детей на IQ. Тем не менее в критическом обзорном исследовании 2005 года говорится, что «многочисленные натурные и экспериментальные данные показывают, что ожидания учителей явно влияют на учащихся – по крайней мере иногда»[503]. Высокие ожидания бывают мощным инструментом. Когда его используют руководители, сотрудники работают продуктивнее. Когда офицеры – солдаты сражаются упорнее. Когда медсестры – пациенты выздоравливают быстрее.

Несмотря на это, открытие Розенталя не вызвало той революции, которую надеялись произвести он и его коллеги. «Эффект Пигмалиона – великое открытие, которому не нашлось широкого применения, – сетовал один израильский психолог. – Оно не изменило мир так, как должно было, и это очень досадно»[504].

Еще одна плохая новость состоит в том, что не только позитивные ожидания имеют реальные последствия. Обратная сторона эффекта Пигмалиона – эффект Голема, названный в честь существа из еврейской легенды. Голем должен был защищать жителей Праги, но вместо этого превратился в опасного монстра. Как и эффект Пигмалиона, эффект Голема наблюдается повсеместно. Когда мы ждем от человека чего-то недоброго, мы на него почти не смотрим. Мы стараемся держаться от него подальше, не улыбаемся ему. По сути, делаем то же самое, что и ученики Розенталя, выпускавшие в лабиринт «глупых» крыс.

Эффект Голема мало исследован – что неудивительно, учитывая этическую сторону вопроса. Но результаты небольшого числа экспериментов, о которых мы знаем, шокируют. В 1939 году психолог Уэнделл Джонсон из Давенпорта (штат Айова) разделил два десятка сирот на две группы: одним сказал, что они говорят хорошо и правильно, а другим – что им суждено стать заиками. Этот научный опыт, вошедший в историю