— Товарищ лейтенант, японцы перебежками идут к границе, — доложил дозорный.

— Вижу. Следите дальше.

От деревушки, находившейся в полутора километрах от границы, продвигались чуть заметные фигуры. Они то возникали, то вновь пропадали в траве, в зеленеющих посевах на крестьянских полосках. С каждым следующим мгновением фигуры эти становились отчетливее; уже можно было различить боевой порядок японцев. Цепи солдат одна за другой катились в сторону Безымянной. Махалин попробовал прикинуть: сколько их. «Восемьдесят, девяносто, сто, сто двадцать... Рота». Целая рота шла в наступление на Безымянную! Да, силы не равны.

«Без моей команды не стрелять!» — передали бойцы друг другу слова лейтенанта.

— Товарищ Шляхов! Сообщите на заставу о наступлении японцев.

Японские цепи все ближе и ближе. Остаются считанные метры до границы. Каждый из группы Махалина с затаенным дыханием, еле сдерживая ярость сердца, устремился взглядом на заветную черту, держа палец на спусковом крючке винтовки.

Махалин оторвал от глаз бинокль — и без того хорошо были видны японские цепи. Вот офицер взмахнул рукой, и над головами пограничников взвизгнули первые пули. Тотчас же донеслась дробь пулемета.

Команда лейтенанта: «По налетчикам — огонь!», и первый же выстрел снайпера Степана Бигуса сразил японского пулеметчика. Вслед за выстрелом Бигуса загремел один залп за другим. Японские цепи дрогнули, залегли. Но ненадолго. Офицеры вновь подняли солдат и повели их в наступление. Атака шла с возрастающим темпом. Японцы, используя свой численный перевес, наседали на вершину сопки, где окопались наши храбрецы.

Махалин, руководя боем, сам ожесточенно строчил из пулемета. Он бы и не заметил, как рукав гимнастерки взмок от крови, если бы не дала знать об этом ноющая боль в предплечье левой руки. Лейтенант зажал рукой рану и оглянулся. Он увидел, как, стиснув зубы, наскоро перевязывает рану Роман Лисняк, как с трудом заряжает винтовку Савиных. Но никто не прекращал огня. Вот, скошенный вражеской пулей, упал Василий Поздеев. Вслед за ним перестал стрелять Иван Шмелев, получивший смертельное ранение.

А цепи японцев все плотнее сжимают сопку. «Успеет ли подойти поддержка? — подумал Махалин. — Нас осталось девять». В окоп полетели японские гранаты. Но что это? Гранаты рвутся с опозданием. Бигус и Кособоков заметили это. Они чуть ли не на лету подхватывали гранаты и швыряли их обратно. Приподнявшись из-за бруствера, посылает гранату в стан врага Савиных и тут же замертво валится наземь. Японская пуля сразила и его.

Махалин видит, что их группа окружена со всех сторон. Надо идти на прорыв. Он поднимается во весь рост и ведет горсточку своих бойцов в контратаку против целой роты.

— За Родину! Вперед, на врага! — услышали бойцы призывной клич своего командира и поднялись вслед за ним.

И в этот миг вражеская пуля пробила грудь лейтенанта. Алексей упал, но тут же поднялся, опираясь на здоровую правую руку. Японский офицер с высоко занесенной над головой саблей приближался к Кособокову. Махалин, собравшись с последними силами, бросился наперерез японцу. Но тот опередил его.

— Отомстим за гибель нашего командира! — крикнул Трофим Шляхов и с винтовкой наперевес пошел на врага. За ним поднялись остальные.

Штыковым ударом шесть бойцов прорвали кольцо окружения. Отважно сражалась эта шестерка в рукопашной схватке. Раненный в грудь Кобяков заколол двух японцев. Роман Лисняк зарубил японского офицера у него же выхваченной шашкой. У снайпера Степана Бигуса японская пуля покалечила винтовку, и он, взяв ее за цевье, стал молотить врагов прикладом.

Пока шла эта неравная схватка, справа подошла поддержка. Это были старший лейтенант Быховцев, командир отделения Толоконников, комсорг Глады-Борода и еще два бойца. Японцы, очевидно, заранее хорошо изучившие место предстоящих боев, на пути движения поддержки установили наблюдательный пост и пулемет. Но пограничники без особого труда сняли вражеского наблюдателя и пулеметчика.

Еще натиск, на этот раз общими усилиями, и пограничники сбросили с Безымянной прорвавшихся врагов. Они отступили с советской земли, усеяв склон высоты трупами своих солдат и офицеров. Безымянная осталась в руках пограничников.

На следующий день, 30 июля, на Хасане было сравнительно тихо, если не считать небольшой «сценки», разыгравшейся на рассвете между несколькими японцами и небольшой группой пограничников, которую возглавлял помкомвзвода Чернопятко.

Как и в предыдущие дни, как и вчера, когда Безымянную попыталась захватить рота японцев, на соседней высоте — Заозерной — пограничники не смыкали глаз. Этот участок был еще более ответственным, и на нем находился с бойцами сам начальник заставы лейтенант Петр Терешкин. Вместе с Терешкиным были все наличные силы, какие оставались на заставе. Здесь же окопалось и поступившее в распоряжение начальника заставы подразделение поддержки «гарнизона». В составе этого подразделения на Заозерную прибыли друзья, когда-то вместе работавшие на одной из шахт Донбасса, помкомвзвода Иван Чернопятко и командир отделения Гильфан Батаршин.

В предвидении предстоящих боев группа саперов-пограничников, возглавляемая начальником инженерной службы погранотряда лейтенантом Василием Виневитиным, возводила укрепления, проволочные заграждения, рыла окопы.

О лейтенанте Виневитине и его бойцах расскажем ниже, а сейчас вернемся к «сценке», разыгравшейся на рассвете 30 июля.

Скажем, что накануне, 29 июля, в момент первой попытки проникнуть на советскую землю в районе Безымянной, японцы стреляли и по Заозерной, но атаковать не решились.

Лейтенант Терешкин, уже в который раз оценивая обстановку, каждый раз уточнял бойцам их задачи, отдавая приказ на оборону. С наступлением ночи в разные направления выставлял подвижные и неподвижные наряды, посылал разведчиков, подбирая на трудные участки наиболее смышленых людей.

В эту ночь на один из участков в разведку ушел Иван Чернопятко с несколькими бойцами. На рассвете, возвращаясь на командный пункт, он обратил внимание на странные изменения местности: на одном из обрывов, который вечером был совершенно голый, сейчас торчало несколько кустов. «Что за чертовщина! А ну проверим». Пограничник выстрелил по крайнему кусту. Куст дрогнул, упал. Из-под него с диким воплем выскочил японец. Прогремел еще выстрел. То же самое: соседний куст дрогнул, упал, завопил японец. Остальные «кусты» не стали дожидаться, пока их спугнут, и сами скатились с обрыва.

Вдоволь посмеялись пограничники над этой затеей японцев, когда Чернопятко за обедом рассказывал о своей «баталии с кустами». А рассказывать помкомвзвода тоже умел.

Отдохнув немного и получив от начальника заставы новую задачу на разведку, Чернопятко с четырьмя бойцами ушел в назначенный пункт. Вскоре разведчики обнаружили японцев, приближавшихся к проволочным заграждениям. Замаскировавшись, пограничники подпустили их почти вплотную. Чернопятко решил сделать оклик:

— Стой! Кто идет?

Ответа не последовало. Лишь только трава перестала шуршать. Воцарилась тишина.

Но Чернопятко знал,