На левом берегу показалась небольшая пристань, на ней застекленный павильон, чем-то напоминающий корабельную рубку, из которой в любую погоду можно наблюдать всю реку. Чуть в стороне среди фруктовых деревьев стоял жилой дом.

— Это наш контрольный пункт. Ниже проезд частным лицам запрещен. Даже рыбаков возят только в организованном порядке на баркасах и катерах. На контрольном пункте дежурят наши работники вместе с инспекторами рыбоохраны.

У пристани покачивались на волнах несколько лодок с мощными подвесными моторами. Навстречу нам вышла вся оперативная группа — четверо крепких загорелых молодых парней, двое из них в милицейской форме. Старший доложил Гончарову, что на посту все в порядке и никаких нарушений в их дежурство не было. Станислав Дмитриевич обошел территорию поста, придирчиво осмотрел все хозяйство, а потом уже в павильоне стал тщательно просматривать вахтенный журнал и какую-то документацию. Неожиданно он спросил, нет ли у меня желания порыбачить. Я согласился. Мне дали неуклюжую двухметровую палку с толстенной леской, большущим крючком и куском свинца вместо груза. Я с сомнением осмотрел снасть, с еще большим сомнением нацепил на крючок кусок рыбы размером в половину спичечного коробка, вспомнил свои удочки, оставшиеся в Москве, — легкие, упругие — и забросил с пирса приманку. Течение натянуло леску. Я сразу почувствовал рывок, подсек и вытащил на досчатый настил небольшого, граммов на семьсот, судака. Опустил его в садок, поправил насадку и снова забросил. Опять такой же судачок. Правда, он успел проглотить больше половины приманки. Я поправил остатки. Третьей рыбой был крупный окунь. Мне не захотелось больше ловить.

— Что у них там, садок? — спросил я механика нашего катера, который устроился с книжкой на широком сиденье.

— Рыбы здесь вообще много, а тут она еще и прикормлена. Ведь на пирсе они моют посуду, выбрасывают остатки пищи. А потом, рыбаков здесь нет, стаи не пуганные.

Подошел к пирсу Гончаров, поинтересовался, как рыбалка, и когда я сказал, что ловить рыбу здесь неинтересно, усмехнулся:

— Некоторые приезжие рыбаки-любители, когда на нижнюю Волгу попадают, не могут остановиться. Иного проверяем, а у него в садке пуд рыбы. Спрашивается: зачем ему столько? В жару все равно пропадет. А на уху да на сковородку пятикилограммовой нормы вполне хватает, даже на целую семью. Правда, некоторые солят, сушат, но в примитивных условиях рыба получается невкусной. Домой привезут, а потом не знают, куда девать. Вы видели, как растут лотосы? — неожиданно спросил Станислав Дмитриевич. — Нет? Тогда забирайтесь в лодку.

Он отвязал от пирса «Прогресс» с мощным мотором на корме, прыгнул сам. Одним рывком завел мотор. Лодка круто развернулась. Гончаров умело повел ее вниз вдоль берега, свернул в узкую протоку. Стеной стоял высокий камыш, местами разрезанный небольшими каналами. Впереди взмыла стайка уток. Заслышав рокот мотора, поднялись цапли. Низко и совсем рядом протянул одинокий лебедь. Наконец Гончаров заглушил двигатель, и лодка по инерции вошла в заросли. Среди расступившегося камыша на мелководье плавали большие овальные листья. Над ними поднимались некрупные темно-коричневые полушария. В каждом из них в специальных гнездах в строгой симметрии располагалось до двух десятков орехов, похожих на фундук. Из всей колонии лотосов, словно специально для нас, остался один-единственный ярко-розовый цветок, очень похожий на цветок мака, только в несколько раз крупнее. Гончаров тряхнул одно из полушарий, и на ладонь ему высыпалось несколько орехов. По вкусу они тоже напоминали фундук.

— Я вас рыбу ловить отправил специально, — вдруг сказал он. — Поговорил с ребятами по душам. Здесь ведь глаз да глаз нужен. В эти края браконьеры стремятся очень активно. Тут и рыба, и дичь. Пробираются, пока можно, на машинах, по мелководью на лодках. А эту зону в 1982 году специальным решением облисполкома и обкома партии закрыли для посторонних. Знаете, в последнее время мы кое-чего добились в том, чтобы астраханцы избавились от безразличия, стали нетерпимо относиться к браконьерам, расхитителям народного добра. Оперативному активу, комсомольцам, дружинникам, нашим внештатным помощникам удалось всколыхнуть народ. Сейчас из самых разных мест поступает значительно больше сигналов о преступлениях. Больше задерживаем браконьеров, привлекаем к ответственности, изымаем орудия лова, лодки, мотоциклы, машины в обеспечение ущерба, отбираем икру, рыбу. Борьба с браконьерством — дело серьезное, часто опасное, но, несмотря на это, каждый рейд, каждая операция у нас осуществляется с участием общественников. И эти наши помощники тоже знают, что они идут на встречу с опасностью, но не отказываются, потому что хотят сберечь реку и рыбу. Вот если бы каждый человек участвовал в сбережении реки и ее обитателей. А теперь предлагаю вернуться в Астрахань, вы познакомитесь с материалами по делу Астахова.

«Утвердят или помилуют?»

На следующий день меня познакомили с отпечатанной на ротапринте копией приговора Астраханского областного суда от 9 января 1984 года по делу Астахова. Приговор занимал сто три страницы. Я читал его, не переставая удивляться. Преступная группа из двенадцати человек умудрилась за четыре года похитить 15 тонн 289 килограммов зернисто-паюсной икры и 62 тонны 230 килограммов осетров, причинив государству ущерб на 838 тысяч 786 рублей. Я попытался представить себе это количество икры расфасованным в стеклянные 56-граммовые баночки, которые продают в первую очередь ветеранам войны в праздничных заказах, но не сумел. Также не смог представить, какой высоты штабель можно выложить из 62 тонн осетров.

Главарь группы Астахов давно начал охотиться за осетрами и икрой. Семнадцать лет назад рыбинспекция задержала его с поличным, и народный суд за браконьерство осудил к одному году принудительных работ. Но благодаря амнистии он ушел от наказания. Через полгода после первого суда Астахова снова поймали на браконьерском лове, теперь уже работники милиции. 25 апреля 1968 года суд лишил его свободы на два года. И в этот раз наказание ему было сокращено на одну четверть, а зря. Неуемная тяга к обогащению любым путем надоумила заядлого браконьера искать иные пути к черной икре и рыбе. В 1976 году ему удалось устроиться на рыбозавод кормоприемщиком рыбы. Кормоприемщик принимает от рыбаков улов на корме специального судна и фактически является на судне главным лицом, хозяином. Астахов теперь творил что хотел: обвешивал рыбаков, потрошил украденную рыбу, заготавливал икру и сбывал. Теперь ему не приходилось скрываться, вылавливая осетров. Рыбаки везли ему рыбу тоннами, ведь, по их представлениям, приемщик должен быть человеком честным, проверенным. Правда, кое-кто из рыбаков ловил