да и выставит ее на улицу…
И только некоторые, провожая добрым взглядом ладную фигурку Людмилы, вздыхали:
– Повезло девчонке… Дай ей Бог здоровья! Бросьте вы, бабы, языками чесать. Ведь каждая из Вас не отказалась бы от такого счастья.
И бабы вздыхали, проклиная про себя ту жизнь, которую уготовила им судьба: нелюбимого мужа, голодных детей, колотушки ни за что ни про что, беспросветную нищету…
Как-то Михаил спросил Людмилу:
– А как ты относишься к такой большой разнице в твоем и моем возрасте?
Людмила помолчала и выдала:
– Дело не в возрасте, а в любви. Вспомни Пушкина: любви все возрасты покорны…
– Ну и мудрая ты у меня, – восхитился Михаил и добавил: – Не по возрасту…
Михаил не обижался, и ему даже нравилось, когда Людмила в минуты близости называла его «мой Руслан».
А вот к Людмиле он никак не мог подобрать ласковые имена. Ей не нравилось, и она обиженно надувала губки, когда он называл ее Русалочкой, Рыбкой, Дельфинчиком…
– Они все какие-то скользкие, холодные… Бр-р-р, – говорила Людмила.
Наконец-то Михаил стал называть ее «Ласточкой», вспомнив, что под навесом их дома гнездились ласточки, а Людмила любила наблюдать за их жизнью. Дом стоял «вдали от шума городского», и ласточки облюбовали здесь местечко для гнездовья. И не ошиблись.
Каждой весной она встречала их и напевала Михаилу стихи Алексея Плещеева:
Травка зеленеет,
Солнышко блестит,
Ласточка с весною
В сени к нам летит…
Она с интересом наблюдала, как весной ласточки освобождали от захватчиков – воробьев – свои гнезда, как обустраивали жилье, высиживали птенцов и учили их летать. И еще она любила по поведению ласточек предсказывать погоду.
– Знаешь, Миша, сегодня к вечеру дождь будет. Ласточки очень низко летают…
– Завтра опять солнышко! Ласточки летают высоко! – воскликнула она.
Михаил смеялся, а потом выдал свое морское:
Солнце красно к вечеру —
Моряку бояться нечего.
Солнце красно поутру —
Моряку не по нутру.
Чайка ходит по песку —
Моряку сулит тоску.
Чайка села в воду —
Жди хорошую погоду.
– Да ну тебя! – махнула рукой Людмила.
Николай принял выбор брата с пониманием:
– Тебе с ней жить, Мишель. Ты уже давно не мальчик, знаешь, что делаешь. А что невенчанные… так сколько таких не только по флоту, но и по всей России! Мы-то вас примем, а вот общество… Вспомни хотя бы судьбу отца.
Михаил любил Людмилу, как любит женщину мужчина, когда ему уже за сорок, когда от жизни осталось только вторая половина, и он понимает – с этой женщиной ему жить все оставшиеся годы, а потому надо узнать ее получше, полюбить ее по-настоящему не только за красоту, но и за то, какой она человек.
Теперь Михаил был счастлив по-настоящему, ему было куда возвращаться после трудов праведных, его ждали с искренним нетерпением.
В то же время болезненная и неразрешимая ситуация многие годы давила на Михаила Николаевича. В своей жизни ему с Людмилой пришлось отказаться от многого. С одной стороны, положение офицера обязывало сохранять корпоративный этикет, с другой – публичная жизнь его круга обходила стороной дом Беклемишевых, который посещали только близкие люди.
Фигура Михаила Николаевича после десятилетий умолчания и забвения обросла в наше время невероятным количеством мифов и недоговорок. Поначалу в некоторых справочниках его причисляли к неженатым. Да и соответствующая запись в его послужном списке отсутствовала.
Положение изменилось только в конце 1910 года, когда Михаил Николаевич вышел в отставку по возрасту[5]. К тому времени он был кавалером нескольких орденов и медалей, в том числе светло-бронзовой медали «В память Русско-японской войны 1904–1905 гг.».
Видимо, поэтому в тех же справочниках отмечали, что он был участником этой войны. Однако непосредственно в войне он не участвовал, за него воевали его подводные лодки.
Генеральский чин и награждение орденом Св. Владимира давали Беклемишеву право на потомственное дворянство.
В январе 1911 года Михаил Николаевич и Людмила Эсперовна наконец-то обвенчались, а к осени этого же года их дети узаконили свое положение в семье и обществе.
А десять лет тому назад, в 1901 году, комиссия их трех человек – И.Г. Бубнова, М.Н. Беклемишева и И.С. Горюнова – приступила к проектированию подводной лодки, которую вначале назвали «миноносец № 113», затем № 150, а позднее номер заменили названием «Дельфин», и многие годы подводные лодки маскировались под названием «миноносцы типа «Дельфин».
Нередко в тесную комнату, где размещалась комиссия, наведовался главный инженер кораблестроения Николай Евлампиевич Кутейников и уже от порога грохотал:
– Ну что, «три богатыря», докладывайте о своих успехах! – И вздохнув, добавлял: – И о трудностях тоже…
Основная трудность заключалась в том, что комиссия практически не имела материалов по подводному кораблестроению, кроме собранных периодических изданий «рекламных проспектов американской фирмы «Холланд».
Беклемишев доложил:
– Ваше превосходительство!
Я узнал из печати, что в США началось строительство и усовершенствование лодки «Холланд», поэтому предлагаю командировать туда одного из членов комиссии.
– Не так-то это просто! – ответил Кутейников. – Не забывайте об обстановке секретности вокруг подводного кораблестроения. Требуется ни много ни мало, а разрешение правительства США. Но все-таки попытаемся.
Наконец, после долгих переговоров, разрешение было получено, и в командировку отправился Михаил Беклемишев, как владеющий европейскими языками.
Приехав в Гринпорт, он принял участие в одном из погружений, пробыв на подводной лодке около получаса. От объяснений и показа ему чертежей американцы отказались.
Тем не менее по приходе в гостиницу Михаил тщательно зарисовывал все то, что увидел, и записывал все, о чем услышал.
После США Михаил побывал в Англии, Германии и Италии, т. е. в тех странах, где строились подводные лодки.
По возращении Беклемишева на родину Комиссия изучила все материалы, добытые им в зарубежной командировке, и разработала свой оригинальный проект, основные принципы которого соблюдались в течение длительного времени в российском подводном кораблестроении.
Члены Комиссии сознавали, что в своих разработках им не надо было изобретать заново то, что уже существует, а взять от известного лучшее и доработать.
В основе проекта положено: прочность и простота устройства при значительной силе двигателей. Принципиально для уменьшения затрат… комиссия решила строить возможно малую лодку…
Долгое время существовало мнение о российской самобытности проекта «Дельфина». На самом деле это не совсем так. Комиссия шла по проторенным путям. Однако расположение балластных цистерн, посредством которых осуществлялись операции погружения и всплытия, отличало русскую лодку от иностранных. Решено было вынести основные балластные цистерны за пределы прочного корпуса, что позволило существенно сэкономить