Нужна способность заменить поэмой не только соблазны выгоды, но и соблазны любви. Шкловский, написавший об этом в Zoo, сам эту способность всего лишь имитировал, и Zoo осталась единственной его художественной удачей.

Лимонов, как сказал бы Фейербах, -- "тайна" Шкловского, или его Немезида, как сказал Вл. Соловьев о Каткове в его отношении к славянофилам. У этого певца мастерства искусство было лишено метафизического измерения, указывая лишь на эмпирические соотнесения, помогая, всегонавсего, острее ощутить "жизнь" (на ученом языке, формализм есть вариант эмотивной теории искусства). Но для потребной -- или непотребной -- остроты, как оказалось, совсем не обязательно искусство: не нужно Zoo писать, достаточно живой Эльзы.

Вопреки всякому формализму, из искусства выперла эта тема, "материал". А "стиль" исчез в неизвестном направлении. Впрочем, известно в каком: растворился в постмодернизме, "вивризме", хэппенингах.

45

"Художник" ныне подтверждает наихудшие опасения Тынянова в "Промежутке": это голая тема, взятая на голой эмоции. (Об этом и Шкловский писал в "Современниках и синхронистах".) Это -- "непосредственное самовыражение" какого-нибудь рок-певца.

На Западе этот маскульт и стал исходом искусства -как в СССР им стал "культ личности". Отсутствие в России демократических традиций привело к модели художника как диктатора, тогда как на Западе появился художник как голос толпы. Рок-концерт -- это не сольное выступление, а некое коллективное действо.

Художник-диктатор в СССР -- Сталин. Эта идея долго носилась в воздухе, а сейчас ее зафиксировал Борис Гройс в книге, по-немецки названной "Сталин как полное собрание сочинений".

В диктаторстве как жестко оформляющей жизнь идее жизненный выход нашла "конструктивистская" сторона культурфилософии Шкловского. Ее "гедонистическая" сторона ушла в теперешний маскульт. Первоначальная синтетичность, даже синкретичность, теории разложилась, распалась на эти два элемента. Первый элемент уже в России изжит.

Перестройка и послеперестроечная литературная жизнь в России не будет реставрацией "Нового мира" с Твардовским, но без коммунистов. "Культа личности" снова не будет, но будет маскульт с Лимоновым как очень вероятным претендентом на роль культовой фигуры.

Лимонов -- telos русской литературы. С другой стороны, к литературе он имеет не большее отношение, чем рок-стар Мадонна -- к христианской религии. Если объединить два эти утверждения, то получится, что литература кончилась, что такой конец и был ее целью. Она реализовала метафоры, сказалась вещно. Назвать это -- то есть демократию -- торжествующим хамом тоже будет метафорой и нынешнему стилю не отвечает.

Остается только построить демократию в России, то есть накормить Лимонова, чтоб он перестал писать даже то, что пишет.

Ноябрь 1990