Драматизированная беспомощность имеет основополагающее значение для экшена. Если жертве удается отбиться и победить, значит, грош цена всем угрозам злодея? Если жертва спасается сама, в чем роль героя? А вот когда автор, глубоко проникая в психологию жертвы, рисует беспомощность в самом сложном ее проявлении, злодей становится завораживающе злодейским, а герой — потрясающе героическим, и жанр процветает.

Дух беспомощности совсем не обязательно требует, чтобы жертва была трусливой, он означает лишь невозможность спастись самостоятельно. Храбрый ребенок может раз за разом сопротивляться злодею, но физически не сумеет сбежать от него — по любой изобретенной автором оригинальной, психологически состоятельной причине. Если альтруизм героя вызывает у аудитории эмпатию, то правильно драматизированная беспомощность жертвы пробуждает сочувствие. Разница вот в чем: эмпатия предполагает, что мы, по сути, отождествляемся с героем, видим в нем себя и думаем: «Этот герой похож на меня. Если бы я оказался в таком же положении, я поступил бы так же». С жертвой мы себя не отождествляем. Жертва не «такая, как я», а «такая, какая надо», вызывающая сочувствие. Поэтому мы думаем: «Эта жертва в беде. Окажись я там, я попробовал бы ее спасти. Я ей нужен». Герои вызывают эмпатию, жертвы вызывают сочувствие, злодеи вызывают антипатию.

4. Центральное событие экшена

В центральном событии жанра заключена его суть. Это основной поворотный момент, в котором выражена и центральная ценность жанра в самом динамичном ее проявлении, и центральная эмоция на пике интенсивности. Более того, оно дает ответы на ключевые вопросы о персонажах: кто скрывается в глубине души этих героев? Кто из них сохраняет нравственный облик? Кто беспринципен? Кто слаб, а у кого есть сила воли? Кто отважен, а кто трус? Кто глуп, а кто умен? Кто поддается порыву, а кто владеет собой?

Центральное событие развязывает все предшествующие завязки и задает все последующие события. Оно может располагаться в побуждающем происшествии (например, бунт, запускающий историю в жанре современного эпоса), а может — в кульминации (битва, завершающая военный сюжет). Криминальный жанр вращается вокруг разоблачения преступника, поэтому рано или поздно (ближе к началу повествования или ближе к концу) оно случится, и именно оно будет поворотным моментом. Преступник может уйти от правосудия, как Фрэнк Ширан в «Ирландце» (The Irishman), но остаться неизвестным не имеет права. Детективная история, в которой не раскрывается, «кто это сделал», — сама по себе преступление.

Сцена власти

Сильнее всего пружина повествования в экшене сжимается, когда герой оказывается во власти злодея. Сцена власти представляет безоружного главного героя на пике слабости, а вооруженного до зубов антагониста — на пике силы, поэтому от героя требуется так или иначе переломить ситуацию, склонить чашу весов в свою пользу и выйти победителем.

Эта сцена может выдерживать паузу столько, сколько понадобится, пока не заправится под завязку топливом высочайшего напряжения. До сих пор герою удавалось уходить от злодея невредимым, но в этой сцене, застывшей во времени, беззащитный, припертый к стене герой видит перед собой только торжествующий оскал злодея. Кажется, что все потеряно.

Закономерный вопрос, касающийся сцены власти: почему злодей просто не убьет героя, пока может? Ответ нужно искать в главном недостатке злодея — нарциссизме. Тщеславие заставляет злодея злорадствовать, упиваясь незавидным положением героя, торжествовать, наслаждаясь собственным триумфом, и, возможно, пытать героя ради нужных сведений или просто из садистского удовольствия.

Чем страшнее муки, тем сильнее напряжение. На пике противостояния сцена власти доводит конфликт до такого невыносимого предела, когда злодей, потрясая оружием, готовится сделать последний роковой шаг и истребить героя. Как же герою в мгновение ока превратиться из жертвы в победителя? Способов три: одолеть силой, одолеть умом или силой и умом в совокупности.

Чтобы победить злодея, герой должен перебороть противника физически и, воспользовавшись отвоеванным преимуществом, одержать над ним верх в поединке. В фильмах про боевые искусства других вариантов практически не бывает. Однако в китайской литературе можно найти много шедевров экшена, таких, например, как «Легенда о героях Кондора». Ее автор Цзинь Юн в своих произведениях смешивает и объединяет героику с такими жанрами, как военный, политический, любовный, а также с эволюционным сюжетом. Его главные герои побеждают злодеев и боевым искусством, и пониманием психологии.

Чтобы перехитрить злодея, герой должен найти у него слабое место и, нацелившись в эту точку, пробить броню. Во многих случаях таким слабым местом оказывается избыток силы или инерция, и тогда герой, как в дзюдо, обращает направленный на него удар против самого нападающего. Одно из самых распространенных уязвимых мест злодея — самомнение. Когда успех ударяет ему в голову, он теряет бдительность, а с ней и несокрушимость.

В сцене власти в «Крепком орешке» (Die Hard) герою удается одновременно и перехитрить злодея, и побороть. Сперва окровавленный безоружный Джон Макклейн делает неожиданно ловкий ход: отвлекает злодеев, Ганса Грубера и его приспешника Эдди, хохоча над нелепостью ситуации. Затем, когда злодеи в ответ на этот смех тоже закатываются хохотом, Макклейн одолевает их, выхватив скрытый у него на спине пистолет — убивает Эдди и ранит Ганса. Затем герой и злодей вступают в схватку один на один, и Макклейн сбрасывает Ганса с тридцатого этажа Накатоми-Плазы.

Завязки для сцены власти

В начале истории ресурсы у героя зачастую богаты и разнообразны. Чтобы оказаться в состоянии беспомощности, он должен лишиться всего оружия, а также напарников, оставшись беззащитным и одиноким. По сути, вся предшествующая демонстрация могущества героя работает на то, чтобы утрата этих преимуществ ощущалась все острее от потери к потере, пока не будет достигнута критическая точка. И чем меньше остается преимуществ у героя, тем сильнее становится злодей, наращивая могущество к решающему столкновению в сцене власти.

Размещение

Поскольку в сцене власти сходятся все четыре центральные конвенции экшена — ценность (жизнь/смерть), эмоция (возбуждение), персонажи (герой/злодей/жертва) и событие, — доходя в этом поворотном моменте до высочайшего накала, автор закономерно стремится приберечь лучшее напоследок и поместить эту сцену в развязку, как в «Крепком орешке». Однако это совсем не обязательно.

Сцена власти может завершать предпоследний акт, выступая завязкой для кульминации («007: Координаты „Скайфолл“», Skyfall). Также история может с нее начинаться — тогда она служит побуждающим происшествием, а затем превращается в сложное, навороченное