Еще два слова о нем: мы можем очень тонкими нитями генетически связать бессмысленный и уродливый символизм наших дней с таким богатым по мысли и ярким по красоте созданием, как «Фауст». В обоих выразилась и еще выражается «свободная человечность»: только в одном она является при истоке и богатая силами, в другом — при заключении и лишенная сил; но существо именно «свободы» и именно «человечности» равно есть главное, равно есть характерное в обоих. Скажем более: вторая часть «Фауста», вышедшая из того же субъективного духа, как и первая, но только в пору истощенности его сил, представляет все черты символизма и декадентства, но только в построении целого, части которого столь же бессвязны и вычурно соединены, как и строки символических стихотворений. Там уже есть немножко «эмалевых латаний…». Мы хотим сказать, что символизм и декадентство — отрицательное отношение к которому бесспорно для всякого, кроме «соучаствующих», — генетически связуются со всем гениальным и высоким, что создано было «несвязанной личностью», и «свободной человечностью» западной культуры за этот период времени, от Возрождения и до электротехники; напротив, грань, для него не переступаемая, кладется там, где человек понимал себя всегда «связанным». Великий материк истории, материк реальных дел, практических потребностей и, более чем этого всего, религии переданной, церкви сложившейся — вот на берег чего никогда не может выползти это смрадное чудовище и куда, убегая его, мы хотим указать, — может всегда спастись человек. Там, где поднимается монастырская стена, это движение неверных волн истории, какую бы оно силу и распространение вокруг ни получило, — окончится и отхлынет назад.

1896

Примечания

1

Рассказывали на выставке, что Государь Александр III, посетивший выставку, прежде всего направился в художественный отдел, но, едва дойдя до двери и взглянув в зал, — повернулся назад и не захотел смотреть это «французское искусство».