После сиесты поездка к старому форту севернее города; однако мы застряли. Пока пришедший на помощь негр вытаскивал машину, я нашел время пополнить на обочине дороги ботаническую коллекцию; так авария в пути всегда оборачивается подарком. Позднее еще в ресторане на берегу; там опять frutti di mare; морские богатства еще очень велики: лангусты, крабы всех сортов, в том числе огромные крабы-пауки[538]. В одетых по-европейски и говорящих по-португальски гостях мне понравилась сквозная палитра от черного к белому, к тому же полная гармонии.

ЛУАНДА, 2 ДЕКАБРЯ 1966 ГОДА

В первой половине дня на крытом рынке, недалеко от гигантского памятника павшим воинам, историю которого я хочу разузнать. Подвигом, который он увековечивает, было, кажется, нападение на немецкий форт на юго-западе в начале Первой мировой войны.

Ассортимент плодов умеренных, субтропических и тропических зон чрезвычайно богат: ананас, папайя (желтое и зеленое), баклажаны (зеленое и фиолетовое), манго (зеленое, красное, фиолетовое), арбузы (в зеленую, желтую и черную полоску), зеленые и желтые лимоны размером с мяч для пинг-понга, апельсины, грейпфруты, яблоки, груши, персики, пламенеющие горы масличных семян, сладкий картофель, пири-пири, мощные клубни маниока, репы величиной с тыкву, тыквы, как пивные бочонки. Во внутреннем дворе все время подвозятся и разгружаются новые грузы, например, авокадо, которые более или менее темные торговки уносят оттуда в плоских корзинках на головах.

Пока я записывал подробности этого изобилия под недоверчивые, впрочем, взгляды продавцов, посчитавших меня, вероятно, шпиком, мимо прошел негритянский мальчик, в каждой руке тянувший за собой по коричневой свинье. Он держал животных за связанные задние ноги, волоча их головами по полу. Те, естественно, визжали, как резаные, но это ничего не меняло в поведении их мучителя, который тем же манером потащил их вниз по лестнице, при этом выкриками staccato[539] расхваливая свой товар.

Потом в музей. Две главные коллекции: этнографическая и зоологическая. Огромные трофеи буйволов, антилоп, слонов и носорогов. Чучела зверей расставлены группами на фоне соответствующего ландшафта. Слоновые бивни, также резные. Здесь мы узнали название нашего Исава, который умер в Килумбо: Oreotragus, антилопа прыгун. Он водится почти во всех горах Африки.

Сразу у входа разная утварь: фетиши, маски, боевое и охотничье оружие. Черная Африка — континент, на котором господствует страх. «Барабаны гремят в Санаге» — одно из моих первых стихотворений, сожженное со всеми остальными.

Из музыкальных инструментов, прежде всего, барабаны из дерева и натянутого пергамента. В том числе двойные барабаны в форме песочных часов, чтобы носить их поперек тела, с поверхностью разного диаметра. Другой инструмент, называющийся маримба, представляет собой похожее на ксилофон устройство из деревянных реек. Позади каждого в качестве резонатора находится соответствующего размера тыква.

Среди предметов, которые бросились мне в глаза, был бич, предназначенный для заклинания плодородия. Он напомнил о древнеримских Луперкалиях. Коллекция небольшая, но, как и собрание трофеев, состоит из отборных экземпляров. Некоторые из масок прямо вызывают страх. Далее памятная доска, посвященная мученикам колонии. В ней приводится большое число убитых в Анголе патеров и монахов разных орденов. Здесь человек гибнет особой смертью.

В подвале рыбы и скелеты морских животных, например, ребра кита охватом в пальмовый ствол. Модели старинных фортов, также форта Массеньяна, который мы посетили накануне.

На верхнем этаже картинная галерея, достаточно скромная; несколько полотен Дюфи и Утрилло приблудились сюда. На обратном пути нас неожиданно захватила гроза, превратившая улицы в бурные ручьи.

Около пяти часов Франци Штауффенберг повез нас на корабль; он намеревался еще ночью вернуться в Килумбо. Мы провели у него хорошее время. На прощание пропустили по рюмочке на борту.

НА БОРТУ, 3 ДЕКАБРЯ 1966 ГОДА

Пароход, «Principe Perfeito»[540], назван в честь короля Португалии Жуану II. Португальская республика принадлежит к числу тех, где чтят свою историю. Большой, современный корабль с множеством удобств.

Под душем мы смыли красную пыль Анголы. Я разместил последний собранный материал, а записи перенес на будущее. День выдался дождливым. Над серым морем летучие рыбы. Приглашение капитана «превосходительствам» на прием с коктейлями.

НА БОРТУ, 4 ДЕКАБРЯ 1966 ГОДА

Я начал заключительную главу книги «Аргус», которая, хочется надеяться, будет завершена к высадке в Лиссабоне. Вновь размышлял о заглавии: а что если «Аргус центрирует»?

НА БОРТУ, 6 ДЕКАБРЯ 1966 ГОДА

Во второй половине дня гладкое море с плоскими волнами; они жались вниз. Время от времени извивы, похожие на муар ткани, потом снова пузырчатость, как будто пошел дождь. Посреди глади стяжки и темные включения. При этом оживленная жизнь: косяки летучих рыб веером разлетались в разные стороны, взрывы, которые после длинной траектории полета заканчивались чередой ударов. Два вида — один мелкий, напоминающий саранчу, и один намного крупнее, выныривающий поодиночке. Чайки, рядом какая-то темная птица, как серп скользящая по-над самой поверхностью, выслеживая рыбу. Быстрый летчик; он без особых усилий огибает судно. Один раз вдалеке на мгновение появились красно-коричневые спинные плавники дельфина.

НА БОРТУ, 7 ДЕКАБРЯ 1966 ГОДА

Социальная лестница. Во время завтрака стюарды, собравшись вместе, стоят у буфета, переговариваются и смеются. Старший стюард стоит в некотором отдалении от них, внимательно прислушивается, однако лица не морщит.

Гала-вечер, украшенный португальской женской капеллой и чернокожей певицей. Я сначала было подумал, что свое искусство демонстрирует кто-то из пассажиров, но вскоре по владению инструментом — голосом и жестикуляцией — распознал, что здесь работал профессионал. Негритянка, почти pur sang[541], оттенка хорошо прожаренного кофе, смесь девственного леса и Moulin Rouge времен Тулуз-Лотрека, прибыла из Бразилии, где меланж удается еще лучше, чем в Анголе. Горловой, страстный голос, эластичные движения, напоминающие то самку леопарда, то ящерицу. Стало быть, одно из тех существ, о которых в «Тысяче и одной ночи» говорится, что даже у стариков намокают штаны, когда они видят такую хотя б издали. Но, вероятно, посул сильней исполнения — отсюда и заметка графа Кайзерлинга во время его путешествия по Южной Америке: кровь амфибий под гладкой кожей ящерицы. О том же и Вебер в «Демокрите»: «Негритянки, кожа которых выглядит бархатом, а холодна, как у змей».