Где-то стучали колеса телеги. Стук постепенно усиливался — к зданию приближалась двухконка. На повозке сидели два солдата — очень соблазнительная цель. Командиру отряда захотелось расправиться с ними, не поднимая шума.

У ворот изгороди, обнесенной вокруг здания, подвода остановилась, немцы настороженно переглянулись и стали поспешно поворачивать лошадей. То ли они заметили дула пулеметов, торчащие из бойниц свинарника, то ли испугал их вид окон, заложенных за ночь кирпичами…

Внезапно раздалась короткая очередь автомата — дело рук матроса Дементьева, находившегося в свинарнике. Немец свалился на землю. Лошади бросились вскачь. Вслед ударили автоматчики. Раненым упал с повозки и другой немец, которому все же удалось удрать.

«Эх, упустили», — с досадой подумал Ольшанский, и его лицо помрачнело.

Произошло это мгновенно. Произошло то, что ускорило события дня. Теперь каждый понимал, что немцы с наступлением не замедлят. Из штаба передали: «Всем быть на чеку, усилить наблюдение, приготовиться к бою, без приказания не стрелять».

С этой минуты командир десанта больше не слышал робких голосов птиц, порхающих среди голых деревьев, не видел серых жидких облаков, низко плывущих над портом. Все внимание было приковано к дороге, уходившей в город, к цистернам на горе, к полуразрушенным портовым домикам, из-за которых могли появиться немцы.

И они появились. Стрелки часов в это время показывали четверть девятого. По словам матросов, находившихся в свинарнике, немцев было не более ста. Шли строем во весь рост, не предостерегаясь. Причина их самонадеянности и беспечности стала ясна потом, часа два спустя, когда в жаркой перестрелке гитлеровцы неожиданно заметили, что перед ними моряки-черноморцы, и в панике бросились врассыпную. Теперь же, видимо, им казалось, что в одном из этих домов засела горстка партизан, которая может испугаться только одного бравого вида нагло маршировавших солдат. Такое предположение немцев укреплялось по мере приближения их к зданию конторы порта: никто в них не стрелял, не слышалось ни одного звука, и вообще не чувствовалось ничего такого, чего следовало бы опасаться.

Колонна войск свернула с большой дороги, прошла ворота и уже очутилась между конторой порта и свинарником, готовая рассредоточиться в домах с целью поиска партизан, как вдруг со всех сторон загремели выстрелы пулеметов и винтовок, меткие, точные, без промаха, сея ужас и смерть. Враг попал под кинжальный огонь десантников, которые, допустив его на очень близкое расстояние, вели стрельбу из большого здания, свинарника, из других домов и засад.

В отражении первой атаки противника отличилась небольшая группа моряков, находящихся в свинарнике во главе со старшиной 2 статьи Бочковичем. Когда атакующие повернули назад, моряки встретили их таким ливнем огня, от которого мало кто спасся. Через пять минут снова все стихло, и Корда доложил Ольшанскому:

— Атака противника смята. Площадь перед домом усеяна трупами.

— Вижу, — весело ответил старший лейтенант. — Чистая работа. Вот так и впредь действовать!

Впредь так и действовали — с холодным спокойствием и беспримерной храбростью.

Не прошло после первого боя и четверти часа, как Щербаков, наблюдавший со второго этажа, заметил немецких солдат, бегущих по железнодорожной линии, к вагонам, под прикрытие. Матрос подозвал младшего сержанта Очаленко.

— Быстро усвоили наш урок, — заметил тот и поспешил положить офицеру о появлении противника.

Из-за вагонов солдаты попытались перебежать в окопы, желтевшие на склоне отлогой горы. Прибежал Очаленко с приказанием своего командира: не допускать немцев к окопам. Николай Щербаков припал к ручному пулемету, прицелился и дал длинную очередь. Уложил несколько человек, остальные повернули назад, к вагонам. Откуда-то снизу доносились ружейно-пулеметные выстрелы.

— Это бьет свинарник, — объяснил командир отделения.

— Разве и с той стороны, от города, наступают? — удивились бойцы.

— Да, причем очень осторожно.

Как и в первый раз, Бочкович выждал, пока наступающие подойдут поближе, и скомандовал:

— Огонь!

Скоро стрельба затихла. Отбита и вторая атака. Но немцы не успокаивались, несмотря на значительные потери. Наоборот, не зная точно, с кем имеют дело, они еще более озверели. В следующей атаке, начавшейся, примерно, минут через сорок, участвовало больше войск, чем в первых двух. Наступление началось сразу со всех сторон, и обширный район нового элеватора вскоре оказался в окружении. На подступы к району враг подтянул и в разных местах установил две пушки и два миномета. Под прикрытием артиллерийско-минометного огня гитлеровцы пошли в атаку с твердым намерением покончить с засевшими в домах порта и продолжающими все еще сопротивляться.

С воем пролетали мины, рвались, осыпая стенки осколками, от взрывов дрожала земля и сыпалась с потолков штукатурка, отчего в помещениях поднималась едкая пыль.

Застрочили по стенке свинарника пули — бил немец, подкравшийся на близкое расстояние и укрывшийся за бугорком. Старшина 2 статьи Никита Гребенюк ответил из своего пулемета — не помогло. Тогда за противотанковое ружье прилег отличавшийся меткостью стрельбы матрос Михаил Хакимов и с первого выстрела уничтожил пулемет противника и пулеметчика.

По дороге и с горы наступали немецкие автоматчики. По ним сосредоточили меткий огонь Гребенюк, матросы Ефим Павлов, Тимофей Прокофьев, Василий Миненков, Николай Медведев, вынудившие их залечь и прижаться к земле. Завязалась перестрелка. Умолкла винтовка комсомольца Прокофьева — вражеская пуля попала ему в висок.

Товарищи перенесли его тело в угол, накрыли, плащпалаткой и вновь принялись за стрельбу с еще большим ожесточением. Каждый, выбирая себе цель, поражал ее наверняка. От окна к окну переходил со своим пулеметом Гребенюк, создавая тем самым впечатление о наличии в свинарнике доброго десятка пулеметов.

Наступательный дух врага иссяк, и оставшиеся в живых поспешно отошли к городу. Победило отделение Бочковича. Мстя за смерть своего товарища, моряки истребили десятки вражеских солдат.

Но бой еще продолжался. Немцы стремились проникнуть к зданию с восточной стороны и со стороны реки. Некоторым удалось приблизиться к забору и из гранатомета выпустить несколько гранат. Все гранаты направлены были против второго этажа. Взрывами повредило стенку, разбаррикадировало окно, отбросило прочь Щербакова. Пока он встал и, прихрамывая, подошел к пулемету, чтобы ударить по гранатометчикам, было уже поздно: гранатометчиков уничтожили автоматчики Шпака.

Огонь перевели по тем, что суетились за канавой, чуть заметной в сумрачной дали. От трескотни пулеметов, автоматов и ружейных выстрелов звенело в ушах. Лица людей покрылись потом, становилось душно, как в июне. Настоящее дело! Вытирая мокрое лицо, Очаленко стрелял из окна, обращенного к реке.

— Щербаков и Казаченко, — крикнул он, — переходите вот к этой амбразуре! — и он указал на соседнее окно. — Видите, от реки двигаются немцы.

Группа немецких солдат продвигалась перебежками. Некоторые бежали во весь рост. Судя по упрямству, с каким