Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 56
сопротивление голландского народа сойдет на нет, отправился на отдых, оставив Раутера вместо себя. После первоначального шока власти предприняли попытку воздействовать на забастовщиков через мэра Амстердама и недавно созданный Еврейский совет, но безуспешно. На следующий день забастовка продолжилась, и Раутер решил снова применить силу, обратившись к Гиммлеру и СС за поддержкой.
Немцы прибыли во всеоружии. К полудню второго дня февральской забастовки эсэсовские офицеры начали патрулировать улицы Амстердама с целью восстановить порядок в городе. Им раздали боевые патроны и дали приказ стрелять в случае необходимости. Девять забастовщиков поплатились за это своими жизнями. Тысячи были арестованы и депортированы. Около ста зачинщиков забастовки оказались в тюрьме, а двадцать из них казнили [49].
После суда в Гааге был казнен Бернардус Эйзердраат, ткач из Роттердама, который организовал первый отряд Сопротивления в Нидерландах: его члены называли себя Де Гейзенами («попрошайками») по названию организации голландских аристократов, организовавших сопротивление деспотизму в Испании в XVI веке. Эйзердраат хранил список членов организации у себя в доме, и во время обыска нацисты его нашли. В марте Эйзердраата расстреляли [50].
Забастовка осталась единственным значимым действием против нацистского режима в ответ на его обращение с евреями в Европе на всем протяжении Второй мировой войны. Для левых и других ее участников она была символом неповиновения и продолжала вдохновлять Сопротивление еще долго после своего окончания. То, что ее причиной стали погромы в Амстердаме, свидетельствовало о продолжении борьбы против германского антисемитизма и программных мер против евреев, исходящих от нацистского режима.
Конечно, жестокость, с которой была подавлена февральская забастовка, многое сказала голландскому народу. Теперь стало ясно как никогда: любое сопротивление новому правительству в Нидерландах будет пресечено силами полиции Германии. А силы эти были практически неограниченными. Начинать бои на улицах Амстердама или любого другого голландского города значило заведомо проиграть.
Получалось, что сопротивление должно быть подпольным. И действовать надо с большой осторожностью.
* * *
В квартире на Микаэльангелострат в Амстердаме Йо Шафт и ее сестры по клубу «Гемма» жили в самом эпицентре январских и февральских волнений. Меры против евреев приводили в ярость Йо и ее подруг, Соню Френк и Филин Полак, а хаос на улицах только усиливал их страх и тревогу.
Во время визита домой накануне февральской забастовки Йо говорила с родителями о Соне и Филин и о возможности того, что им придется покинуть Амстердам, если будут приняты прямые меры против евреев – студентов университета. Несмотря на беспокойство, она была готова к борьбе и вышла на улицы вместе с другими протестующими, чтобы выразить свое отношение к депортации евреев после убийства чернорубашечника Куута.
После забастовки и вызванных ею репрессий в отношении участников внеучебную деятельность в университете правительство усмирило, но Йо все больше участвовала в работе клуба «Гемма». Под влиянием Сони Френк Йо постепенно склонялась к позициям левых с их критикой ситуации, приведшей нацию и весь мир к подчинению нацистам.
Историческая интуиция подсказывала ей, что вторжение немцев в СССР в июне 1941-го будет иметь для Германии катастрофические последствия. Она напоминала другим членам клуба «Гемма» о провальном нападении Наполеона на «матушку-Россию» и предсказывала, что и германское наступление захлебнется в этой гигантской стране [51]. Конечно, это произойдет не сразу, и последствия проявятся лишь в отдаленном будущем.
Тем временем притеснения евреев продолжались: сначала им запретили выходить на улицы по вечерам, затем гулять в общественных парках. Учеба девушек, живших в квартирке на Микаэльангелострат, начала страдать – иначе и не могло быть с учетом обстоятельств, – и родители стали замечать это. К концу учебного 1941 года мать и отец Йо решили, что больше не смогут оплачивать ее долю арендной платы, поэтому Йо пришлось вернуться домой и ездить на учебу из Харлема. Когда Соне и Филин, а также другим еврейским студентам университета запретили посещать занятия, они стали частыми гостями в доме Шафтов [52].
Запреты множились: евреям теперь не разрешалось ездить на трамваях и в поездах, а также на велосипедах; они должны были оставаться дома с восьми часов вечера до шести утра. Им нельзя было посещать библиотеки, концертные залы и рестораны. Евреям запрещалось вступать в сексуальные отношения с неевреями. Словно скот в бараки, правительство Нидерландов загоняло еврейское население в дома по вечерам.
Еврейский совет, организованный после февральской забастовки, стал для властей удобным инструментом проведения в жизнь новых законов. Некоторые особенности голландского общественного устройства были на руку режиму Зейсс-Инкварта. Основанная в конце XIX века как способ интегрировать политические группы и религиозные течения в широкий контекст общественной жизни, система «колонн» существовала в Нидерландах задолго до прихода нацистов. Она была создана для предотвращения раскола в многостороннем нидерландском обществе. Каждому дозволялось высказывать собственное мнение и убеждения в рамках отдельной группы. Католики, протестанты, либералы и социалисты были встроены и в структуру правительства, и в отдельную «колонну». Каждая «колонна» слушала свои радиостанции (Радио голландской Христианской организации, Радио Католической вещательной организации или Левое радио), имела свою политическую партию, свои профсоюзы, свои газеты и даже свои спортивные клубы [53].
Евреи в Нидерландах до войны никогда не имели собственной «колонны». Как группа они были слишком малочисленны, чтобы получить такую возможность, поэтому участвовали в «колонне» социалистов. Когда по инициативе Зейсс-Инкварта был создан Еврейский совет, его декреты, даже унизительные, официально легитимизировались через систему «колонн». Все, что проходило через Еврейский совет, считалось обязательным к исполнению в рамках «колонны».
Традиция «каталогизации» граждан позволяла проще внедрять в общественный уклад опасные различения, угрожавшие и изолировавшие евреев в Нидерландах. Когда немцы постановили, что всем голландским гражданам нужны новые удостоверения личности, никто и глазом не моргнул, хотя при этом у всех евреев на удостоверениях появилась огромная буква «J». Конечно, с такими удостоверениями нацистам проще было отыскивать евреев. Они же помогли и внедрению новой репрессивной меры.
В Амстердаме весной 1942 года молоденькой еврейской девушке по имени Анна Франк, ее сестре и всем членам семьи Франков пришлось нашить на одежду желтую звезду, обозначавшую, что они Juden – евреи. Что может быть удобнее, чтобы с первого взгляда на улице, в магазине или в трамвае опознать, кто еврей, а кто нет?
Это была одна из самых вопиющих в долгой цепи несправедливостей по отношению к голландским евреям. Годом раньше Анну и ее сестру Марго отчислили из школы, в которой они учились с первого класса. Очередным указом их направили в еврейскую старшую школу.
Их отец, Отто Франк, ветеран немецкой армии и участник Первой мировой
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 56
