Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 121
при жизни своей он дал завещание сыновьям своим, сказав им: „Вот я покидаю мир этот, сыны мои; живите в любви, потому что все вы братья, от одного отца и одной матери. И если будете жить в любви друг к другу, Бог будет с вами и покорит вам врагов ваших. И будете мирно жить. Если же будете в ненависти жить, в распрях и междоусобиях, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов своих, которую они добыли трудом своим великим, но живите в мире, слушаясь брат брата. Вот я поручаю заместить меня на столе моем, в Киеве, старшему сыну моему и брату вашему Изяславу; слушайтесь его, как слушались меня, пусть он заменит вам меня; а Святославу даю Чернигов, а Всеволоду Переяславль, а Игорю Владимир (южный), а Вячеславу Смоленск“. И так разделил он между ними города, запретив им переступать предел братний и сгонять (один другого со стола), сказал Изяславу: „Если кто захочет обидеть брата своего, ты помогай обижаемому“. И так завещал он сыновьям своим жить в любви. ‹…› Приспел конец жизни Ярослава, и отдал он душу свою Богу в первую субботу Федоровского поста. Всеволод же убрал тело отца своего, возложив на сани, отвез его в Киев, в сопровождении попов, певших положенные песнопения. Оплакивал его народ; и, принеся, положили его в гроб мраморный в церкви святой Софии. И оплакали его Всеволод и все люди. Прожил же (Ярослав) полных 76 лет»[57].
Так сложился триумвират Ярославичей — система власти, в которой главные роли принадлежали трем старшим сыновьям Ярослава Мудрого: Изяславу Киевскому, Святославу Черниговскому и Всеволоду Переяславскому. Двое младших — Игорь, княживший во Владимире на Волыни, на юго-западе Руси, и Вячеслав, державший Смоленск, решающего значения не имели, к тому же оба они рано умерли. Есть основания предполагать, что в завещании Ярослава был впервые провозглашен сеньорат — принцип старшинства как основа организации власти и отношений между князьями. (Пример святого Бориса, о покорности которого Святополку Окаянному рассказывается в Борисоглебских житиях, в том числе в Несторовом «Чтении», видимо, не отражал древнюю норму, а формулировал норму новую, основанную на ветхозаветном принципе.) Впрочем, выделение еще воинственным Святославом Игоревичем Киева Ярополку, который был, по-видимому, старшим из его сыновей{16}, и возведение Владимиром Святославичем на важнейший после киевского новгородский стол старшего отпрыска Вышеслава (умершего в 1008 году) как будто бы свидетельствуют, что идея старшинства складывалась или сложилась раньше[58]. Установленные Ярославовым завещанием отношения при верховенстве старшего киевского князя Изяслава оставались нерушимыми до 1073 года, когда второй Ярославич Святослав, вступив в сговор с третьим, Всеволодом, изгнал Изяслава из Киева. Нестор, вероятно, видел в завещании Ярослава основу благополучия и мира в Русской земле и дорожил принципом старшинства. Его произведения об этом свидетельствуют.
Мы не знаем, в какой год будущий автор Жития Феодосия и вероятный составитель «Повести временных лет» пришел в этот мир. Но можем предположить, что новорожденного, видимо, крестили на восьмой день. О существовании этого обычая уже в XI веке свидетельствует Несторово Житие Феодосия: именно на восьмой день таинство крещения было совершено над будущим печерским подвижником[59]. Позднейший обычай при принятии монашества (малой схимы, а затем, еще раз, великой) требовал смены имени. Но так ли было в Древней Руси? Историк Русской Церкви Е. Е. Голубинский понимал известие Нестора о том, что священник при крещении нарек печерского святого Феодосием, как недостоверное. Он полагал, что книжник либо не знал крестильного имени печерского игумена, либо умолчал о нем, потому что предпочел обыграть значение греческого имени Феодосий («врученный, дарованный Богу»): священник крестит младенца с этим именем, прозревая его великое будущее основателя русского монашества[60]. Однако, по-видимому, обычай наречения нового имени при монашеском постриге в те времена, как, впрочем, порой и позднее, не был обязательным. Другой печерский монах, князь Никола (с княжим, языческого происхождения, именем Святослав, или Святоша), судя по всему, принял постриг, сохранив крестильное имя[61]. Но даже если предположить, что нашего героя нарекли Нестором еще при крещении, назвать месяц и день совершения обряда и, соответственно, день его рождения не получится: во-первых, в те времена не обязательно давали имя одного из святых, чью память праздновали в день крещения, а во-вторых, в церковном календаре есть (и был) целый ряд святых с этим именем, память которых приходится на разные дни и месяцы церковного года. Если же имя Нестор было дано ему при постриге, то узнать день, в который это произошло, невозможно по той же самой причине: хотя в те времена новое давалось постригаемому в монахи по имени одного из святых, празднуемых в день совершения обряда[62], Несторов в святцах несколько, и дни празднования их памяти не совпадают. Возможно, наш герой был крещен в память мученика Нестора (день памяти 27 октября старого стиля) — ученика святого Димитрия Солунского. Юноша Нестор победил в поединке Лия, любимого бойца императора-язычника Максимиана и был за исповедание христианской веры казнен по приказу царя — гонителя христиан[63]. В таком случае древнерусский книжник мог тоже видеть в себе борца за веру, но орудием своим считал не руку и не оружие воина, а перо.
Зато с определенной долей уверенности можно назвать среду, к которой принадлежали родители Нестора Летописца. Нестор был действительно для своего времени высокообразованным книжником. И «Чтение о Борисе и Глебе», и Житие Феодосия Печерского свидетельствуют об отличном знании автором переведенных с греческого житий; обыгрывание значения Феодосиева имени — о знакомстве с греческим языком, как и грецизм «кафоликани иклисиа»{17} («вселенская церковь») в «Чтении»[64]. Автор этих житий, конечно, совершенствовал свои знания и усердно читал книги, став монахом, но можно согласиться с предположением М. Д. Присёлкова, что он выделялся образованностью уже при вступлении в печерскую братию. Но кто мог тогда получить еще в юные лета хорошее образование? Конечно, человек, родившийся в знатной, боярской семье, или сын княжеского чиновника или священнослужителя. Не только образованность, но даже элементарная грамотность, особенно в первые десятилетия после крещения Руси, была, очевидно, достоянием весьма тонкого слоя общества. (Ситуация не изменилась принципиально ни в Московской Руси, ни — в общем и целом — в императорской России.) Как будто бы это утверждение опровергают многочисленные берестяные грамоты, найденные за последние семьдесят лет в культурном слове Великого Новгорода. Однако число их, превысившее тысячу, не покажется столь значительным, если учесть, что они были написаны на протяжении примерно пятисот лет. Кроме
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 121
