100

9 мая 1998 г.

Я вернулся под навес вместе с Нишем. Конкурс «Евровидение» определенно разыграл у всех аппетит. Горы еды и напитков поглощались, пока Терри Воган коротко напоминал об участниках перед главным голосованием. За столиками раздавался хор ликования и неодобрения.

Ниш обнял меня за плечо. «Отличная вечеринка, приятель. И да, куда пропал Джеки Коллинз?» Книга Фрэнка «Крещение огнем» вышла в октябре прошлого года и превратила его в своего рода знаменитость: Ниш тут же отказался от прозвища отец Фрэнк и сделал ребрендинг.

Таблоиды также обожали его. Он был неотразимым сочетанием Рэмбо и матери Терезы. Он по-прежнему носил сумку через плечо от Клеймора, но теперь в ней лежала только Библия — и пачка фотографий, потому что люди постоянно останавливали его на улице и просили автограф. Не проходило и дня без потока писем от поклонников и бесконечных просьб рассказать о своем опыте, с которыми он не мог управиться.

Фрэнк снова ушел из армии и все еще пытался искать — я не знаю что. Он закончил свою роль армейского священника, и теперь его обхаживали все зарубежные благотворительные организации и группы защиты детей на планете. Он по-прежнему занимался фрифоллом и проводил выходные, бегая по горам, чтобы быть ближе к штабу Отряда Божьего.

Ниш, казалось, изгнал своих демонов и собрался с духом в мере, достаточной, чтобы написать книгу. «Свободное падение» должно было выйти через три месяца. Он смущенно улыбнулся. «Тогда увидишь, насколько я сумасшедший».

Он обратил внимание на Ливви, которая теперь жила с ним, и сошелся с ней. Ей было чуть за тридцать, очень красивая, она совмещала работу с ролью матери-одиночки с двумя маленькими девочками. Ниш был без ума от нее. Я был рад за него. Кто-то обнимал его, и, похоже, это сработало. Она, должно быть, тоже что-то разглядела в нем, раз уж согласилась остаться после того, как увидела его раковину и тот ужасный коричневый диван.

Он все еще принимал лекарства, потому что у него случались параноидальные приступы. Однажды ему показалось, что за ним охотятся IRA, переодетые дорожными рабочими. Он был агрессивным с людьми, злым, грустным, мрачным. Он то и дело оказывался в Стоунбоу, где проводил по нескольку дней, накачанный лекарствами по самые уши, но Ливви все время была рядом. Она привела дом в порядок и, похоже, наладила его жизнь.

Одним из плюсов его нового лекарства стала одержимость личной гигиеной, хотя он, похоже, все еще намеревался закурить себя до смерти.

Фрэнк сел рядом со мной, когда состоялся финальный подсчет голосов. Победил израильский трансвестит, и я выиграл в тотализаторе восемьдесят куидов. Лучше и быть не могло.

101

К полудню все, кто остались на ночь — в палатках или спальниках на полу — разбрелись по домам. Я суетился, собирая пустые бутылки и готовя навес к вывозу.

В шесть я услышал пыхтение большого старого дизельного двигателя, приближающееся по подъездной дорожке. Мы не ожидали новых гостей. Я вышел на улицу и встал на мосту, пока Фрэнк парковал свой фургон Мерседес, размером с небольшой грузовик, в грязи. Когда он разъезжал, занимаясь божьим делом, это была его передвижная церковь и мобильный дом в одном лице. Он молился, готовил и спал в нем.

Он нашел семейному бизнесу достойное применение, оснастив его кроватью, скамьей и кухонным оборудованием. Ниш прозвал его Бродяга Два Ноль, когда он только купил его и спал на старом матрасе на голом металлическом полу на соревнованиях по фрифоллу. Но теперь, когда машина была устлана ковром и имела все современные удобства, он называл ее Папамобиль.

Фрэнк потирал руки, идя по тропинке. «Я закончил рано, так что решил проверить, не осталась ли еще еда».

Ее было полно. Но он лгал. Когда он уезжал, он собирался заняться скайсерфингом в Питерборо, в трех часах езды по дороге в сторону Лондона. Это было последнее увлечение Фрэнка: прыгать со сноубордом, прикрепленным к ногам, и пытаться изобразить слалом в небесах.

Мы сидели на кухне и приканчивали остатки курицы в сливочном соусе с рисом, и он рассказал мне о последнем предложении, возглавить проект детской благотворительной организации в Африке. Поначалу он был в восторге. Теперь же все выглядело не так радужно. «Я хочу отправиться туда и запачкать руки, но все, что им нужно — это еще один спонсор». У него была та же проблема с городскими благотворительными организациями. Он отчаянно хотел отправиться с детьми в поход на каноэ и заняться скалолазанием, но они желали видеть его только в качестве сборщика средств. Он сказал, что это огорчает и расстраивает его.

«Так что ты собираешься делать? Ты облажался, уволившись во второй раз. Тебе нужно придумать план, приятель».

«Не уверен, что все когда-нибудь пойдет по плану. Это ведь не для Томми Шэнкса, так?» Он играл с едой, как ребенок, гоня ее по тарелке. Не разозленный, а грустный. Даже несчастный. Я никогда не видел его таким. «Знаешь людей годами, а они меняются и делают то, чего никак не ожидаешь…»

«Ты в порядке, приятель?»

«Нет, не совсем». Он уставился на меня своими васильковыми глазами. «Я думал об Эле. Пустой трате и глупости всего этого. Почему мы не могли быть рядом, чтобы спасти его? Что мы делаем со своими жизнями?»

На мой взгляд, он вникал слишком глубоко. Он был тем, кто должен знать ответы, но продолжал задавать все больше вопросов. «Я всегда стараюсь поступать правильно — быть хорошим человеком. Почему я такой потерянный?»

«Я думал, бог уже уладил за тебя все это дерьмо. Разве у него нет плана?»

Фрэнк уставился куда-то вдаль. К нему вернулся тон проповедника, очень ясный и четкий. Несчастное лицо озарилось. Внезапно я ощутил пыл новообращенного. «У меня есть план. Бог дал мне его».

«А не может ли он дать его и мне?»

«Нет, не этот план. Этот план — положить конец чувству потерянности. Он тебе не нужен. Если бы был нужен, он бы дал его и тебе».

«Так что у него в рукаве на этот раз? Основать приют в Анголе? Построить церковь на вершине Эвереста?»

В тот вечер Фрэнк не клюнул.

Он поднялся на ноги, взял четыре или пять банок Колы, прихватил немного фруктов