Все было так, будто они уже стали разными парами после того, как общение Уоллис с королем стало своей близостью напоминать отношения, какие обычно бывают между мужьями и женами. Если Уоллис разведется с Эрнестом и выйдет замуж за короля, сможет ли Мэри стать женой Эрнеста? Останутся ли они друзьями в будущем?

Для чего их всех пригласили в эти выходные? Может быть, чтобы проверить, насколько легко их взаимоотношения смогут принять новую форму, которая будет устраивать всех?

Мэри тешила себя этой мыслью на протяжении всего их пребывания в замке. Мэри и Эрнест, Уоллис и Дэвид… Может, именно так все и было предначертано?

Глава 51

Лондон. Апрель 1936 года

Вернувшись на Брайнстон-Корт, Мэри с Уоллис стали проводить все время вместе: делали покупки, завтракали или обедали, укладывали волосы у парикмахера, встречались с друзьями. Мэри решила заказать из подаренной королем ткани костюм — тунику и юбку вроде наряда Уоллис от Мейнбохера, поскольку свободный крой хорошо смотрелся на ее не очень стройной фигуре.

— Надеюсь, мистер Бохер не узнает, что мы собираемся скопировать один из его фасонов, иначе он будет иметь зуб на меня, — сказала Уоллис, но с удовольствием одолжила свой оригинал портнихе, чтобы она сделала выкройку.

Под разными предлогами Уоллис каждый вечер убегала проведать короля, украсив себя великолепным колье, браслетом или брошью, которыми он ее одарил, и оставляла Мэри ужинать с Эрнестом. Мэри такой расклад подходил как нельзя лучше, потому что она наслаждалась обществом каждого из них в отдельности, но чувствовала себя неловко, когда они оба оказывались в одной комнате.

Двадцатого апреля у Мэри был сороковой день рождения, и друзья условились, что Уоллис возьмет ее на официальный обед в «Ритц», а Эрнест организует развлечение на вечер. Когда официант провожал их к столику, Мэри заметила, что несколько гостей ресторана, повернув головы, смотрели на Уоллис и та приветственно помахала рукой компании, сидевшей за одним столом. В Лондоне она явно стала известной личностью. Они сели за столик, и Уоллис заказала два бокала шампанского.

— Идеальный напиток во второй половине дня, — сказала она. — От шампанского невозможно опьянеть слишком сильно. За тебя, Мэри. Я надеюсь, следующее десятилетие твоей жизни будет чудесным.

У Мэри был с собой подарок, который Уоллис преподнесла ей чуть раньше: коричневая лайковая сумочка с черепаховой застежкой V-образной формы. Этот аксессуар придавал облику Мэри изысканности, и за непринужденной беседой она поглаживала обновку, вдыхая запах новой кожи.

— Как там Эрнест? — спросила Уоллис. — Думаешь, «положение» его очень расстраивает? — Это слово стало их новым условным обозначением.

Мэри сморщила нос:

— Ты знаешь Эрнеста. Он никогда не говорит о чувствах.

— Неужели он тебе ничего не сказал? Прямо совсем ничегошеньки?

Мэри покачала головой:

— Я так понимаю, он предоставляет сделать выбор тебе. Если ты хочешь быть рядом с королем Англии, он, вероятно, считает, что не сможет тебе помешать.

Уоллис произнесла с сожалением в голосе:

— Эх, если бы он ударил кулаком по столу года два назад. Некоторые мужчины так бы и сделали, но Эрнест явно чтит монархию.

— А ты разве не почитаешь своего короля? — лукаво улыбнулась Мэри.

Уоллис фыркнула, пригубив шампанское, и поднесла к липу салфетку. Она смеялась и кашляла одновременно.

— Вот смотри, что ты наделала! — хихикала она. — Мне в нос ударили пузырьки.

Через два часа подруги вышли из отеля, и, как только они переступили порог, улица огласилась звуками, похожими на стрельбу, и яркими вспышками. Мэри вцепилась в руку Уоллис, перепугавшись, что их обстреливает какой-то сумасшедший.

— Не бойся, — сказала Уоллис. — Это фотографы. Просто продолжай идти и смотри строго вперед.

Они сели в такси под непрекращающимся обстрелом ярких всполохов и громких хлопков, производимых фотоаппаратами.

— И часто такое происходит? — спросила Мэри взволнованно. — Откуда они узнали, что ты там?

— Наверное, им позвонил кто-нибудь из гостей ресторана. Неприятно, когда о каждом твоем телодвижении начинают писать в газетах. «Подруга короля миссис Симпсон завтракает в „Ритце"», — напишут они. Кому это интересно?

— Я всегда была уверена, что ты как-то прославишься, Уолли, но сомневаюсь, что кто-то из нас мог бы подумать о таком.

В тот вечер Эрнест попросил Мэри одеться официально, потому что он приготовил для нее сюрприз. Они взяли такси до Ковент-Гардена, и через некоторое время Эрнест ввел ее в главное фойе Королевской оперы.

— Надеюсь, ты получишь удовольствие от оперы, — улыбнулся он. — Это одна из моих страстей.

Эрнест забронировал ложу, и когда они поднимались по роскошной лестнице, встретили одну из подруг Уоллис, Эмеральду Кунард, которая с удивлением посмотрела сначала на Эрнеста, а потом на Мэри.

— Уоллис занята сегодня вечером, — объяснила Мэри, — и Эрнест пригласил меня, потому что сегодня у меня день рождения. Я достаточно невежественна, когда дело касается оперы, так что, надеюсь, он будет объяснять мне всё по мере развития сюжета.

— Как мило! Желаю вам хорошо провести время, — взорвалась в сентиментальном восторге Эме-ральда. Ее глаза сверкали над острым носом и ярко накрашенным бордовой губной помадой ртом.

Когда они прошли дальше, Эрнест шепнул Мэри, прикрыв рот программкой:

— Обычно я не из тех, кто распускает сплетни, но я слышал, что миссис Кунард влюблена в дирижера оперы сэра Томаса Бичема. Положение ее достаточно безнадежно, поскольку он не оставит свою жену.

— Эрнест! — в шутку укорила его Мэри. — Ты заставляешь меня пересмотреть свое мнение о тебе.

Грянул оркестр, и они сразу умолкли, с первых секунд растворившись в завораживающей музыке «Богемы» Пуччини.

* * *

На следующее утро Мэри сидела в чайном платье и писала благодарственные записки Эрнесту и Уоллис за то, что сделали ее день рождения особенным. Уоллис она написала, что будет всегда бережно хранить сумочку, которую можно назвать самой стильной из тех, что у нее когда-нибудь были.

«Ты выбрала такую, что подойдет буквально к любому образу, а классический стиль никогда не позволит ей выйти из моды».

А Эрнесту черкнула следующее:

«Дорогой мой, вчера вечером меня так переполняли эмоции, что я думала, меня разметает по священным коврам оперного театра. Грусть по обреченной любви Рудольфо и Мими. Восторг от величественной красоты музыки. Радость находиться рядом с тобой, держась рука об руку. Разочарование оттого, что не могу не таясь обнять и поцеловать тебя. Беспокойство по поводу шаткости нашего положения. Волнение, что в любой момент Уоллис догадается, как сильно я люблю тебя и желаю, чтобы ты был моим. Но несмотря на все это, я не представляю