— Дай ты мне маслица со стаканчик, у меня все вышло… — попросила Гутька, когда Катерина открыла окно.

Осторожно ступая, она прошла в чулан, наполнила маслом стакан. Было приятно, что теперь ей нужно оберегать чей-то сон.

Рассказав о том, что Федька в эту ночь был трезв, а ребенку стало лучше, Гутька ушла. Но только Катерина прилегла, в окно постучал сосед и попросил железной лопатки.

Катерина оделась, выскочила во двор, дала лопату, а когда вернулась в избу, квартирант спросил, не выходя из горницы:

— Они хоть возвращают, что берут, или как?

— По-всякому бывает, — охотно отозвалась женщина.

Николай Петрович, видимо, поднимался: скрипнула половица, брякнула пряжка ремня. Он по-свойски ворчал:

— Когда берут, должны возвращать… А вы должны требовать. Этак у вас весь дом растащат…

Катерине нравилось, что кто-то может на нее ворчать, нравился и легкий вкрадчивый голос квартиранта. И, чтобы он не смолк, чтобы продолжал так же по-хозяйски укорять ее в мотовстве, она произнесла:

— Думают, что вдове ничего не надо — все равно даром добро пропадает!

Златоустов вышел в кухню, с видимым удовольствием оглядел женщину и сказал:

— Ну, здравствуй, хозяйка!

И началась новая для Катерины жизнь.

IV

С утра она готовила завтрак. Вместе они сидели за столом, разговаривали о колхозных делах.

Теперь Катерину тянуло домой: нужно было перемыть и перештопать квартиранту белье, навести чистоту в избе, вскопать огород. И каждый раз она видела: то исправлена у крыльца покосившаяся ступенька, то подметен двор. Это наполняло ее покоем.

Беседы их по вечерам были иные, не те, что утром, не впопыхах. Они говорили обо всем, много и подробно рассказывали друг другу о своей жизни.

Так узнала Катерина, что Златоустов никогда не был женат: упустил время, помешала война.

— Вот, может, теперь… — говорил он, утопив в блюдце взгляд.

И Катерина опускала глаза, чтобы спрятать от него свою надежду и радость.

А ночью, лежа в разных комнатах на своих постелях, они подолгу не могли уснуть, притаившись, слушали ночные шорохи, которые порою неслись с улицы. И ждали.

Раз он сказал в тишине:

— Давайте сломаем эту дверь… Зачем она нас разделяет?

Катерина молчала. А когда он явился около ее постели, громко вздохнула: испугалась надвинувшейся неизбежности.

Утром, сидя за столом, Златоустов сказал мягко:

— Хоть бы ради такого дня ты меня омлетом покормила. Картошка надоела… Работаешь на птичнике, а не…

— На птичнике все приходуется… — поспешно отозвалась Катерина.

— Ну, приходуется! Спишем!

Завтрак прошел в молчании.

После ухода Златоустова Катерина немного поплакала.

По пути на работу зашла к Илье Назаровичу и попросила отпустить ее на день в город.

— На птичнике за меня Вера останется…

Илья Назарович внимательно посмотрел в заплаканное лицо женщины и спросил:

— А зачем тебе в город?

— Скучаю дома без кур, Илья Назарыч, ну, право, весь бы день в птичнике провела… Хочу куриц купить… чтобы и дома…

И почему-то вздохнул Илья Назарович.

— Узнаю, как… завтра поговорим…

Вечером Наталья принесла Катерине двух пеструшек.

— Возьми-ка на развод… Может, ты их и выправишь: ну, ничего не несут мне, прямо измучилась… Кормишь их даром… Ты хоть бы лекцию прочитала, как за курами ухаживать… говорят, ты птичник-то подняла!

И снова Катерина заплакала, уже не понимая сама отчего.

Пеструшки неслись отлично.

Через день Николаю Петровичу подавался на завтрак омлет. Он любил сам повозиться с курами: готовил им корм из моркови, крапивы и отрубей. Наконец прикупил где-то еще одну курицу, красную и крупную и совершенно ручную, и назвал ее Совой.

Через месяц Сова заквохтала и стала насиживать гнездо.

И Катерина забыла о неосторожных словах сожителя.

Успокоенная, подобревшая от счастья и надежды, она ходила, гордо выпрямившись; серые глаза ее стали глубокими и блестели. Когда она смотрела на Гутьку, та съеживалась виновато и пряталась в сарай, не в силах осмыслить чужое счастье.

Зато Вера ходила за Катериной по пятам, заглядывала в лицо, а однажды сказала:

— Зря мы тогда от вас ушли, Катерина Степановна… Без вас я столько времени потеряла… может, сейчас пустите?

Они сидели на скамейке, на выгуле. Перед ними копошились цыплята, белое оперение которых погрубело, гребни набухли и покраснели.

Катерина резко выпрямилась, словно от толчка внутри, прислушалась, очарованно и сладко простонала.

Вера заглянула в счастливое ее лицо и упавшим голосом переспросила:

— Не пустите?

— О чем ты? — расслабленно прошептала Катерина.

— Не пустите теперь нас, говорю?

— Ой, Пчелка, не пущу, не сердись… — Приложив руки к сердцу, Катерина молодо и звонко рассмеялась: — Топ-топ…

Катерине захотелось немедленно бежать домой, найти Николая, сказать ему, что он отец, и увидеть его радость, но из-за ограды раздался голос Степаниды:

— Катерина, зайди ко мне!

Во дворе птичница увидела полусонную Гутьку. Та мешала корм.

— Давай помогу! — остановившись около нее, предложила Катерина. Но из каморки заведующей раздался новый раздраженный окрик:

— Катерина!

И та, ободряюще кивнув Гутьке, оставила ее.

В каморке у Степаниды сидел Илья Назарович. Он привстал, завидя Катерину, и начал, прокашлявшись:

— Вот дело-то какое, Измоденова, уходит Степанида. По старости уходит… Придется ферму взять тебе… Не справляется она, сама вон говорит… А ты… — и заглянул в сияющие глаза женщины. — Ты у нас как дрожжи, все вокруг тебя бродит!.. Ну, так как? Не испугаешься?

— Вчера бы испугалась… — недоуменно покачала головой Катерина. — А сегодня ничего не боюсь! — И удивилась сама: как много смелости и сил дал ей сегодняшний день!

V

Николая дома не было. В щелку сенных дверей было брошено письмо на его имя. Катерина взяла твердый конверт и улыбнулась: вот и в ее дом идут теперь письма. И сразу мысли забежали вперед, обгоняя время: вырастет ее Топ-топ, уедет учиться в город, а она будет получать от него письма…

Он ей напишет о людях, об их делах, о девушке, которую полюбит.

«Да что это я! Никуда он от меня не уедет!.. Ну, приди, Николай, скажи мне… Что же ты сейчас сказал бы мне?.. А вот что: «Дурочка моя! Что же, он всю жизнь за твою юбку держаться будет?» Ну, приди, Коля, скорее, я тебе на твои слова вот что скажу: «К тому времени у нас на селе свои техникумы будут… И не скоро еще он от нас уедет… А девушки и у нас растут красивые… и всякое дело у них в руках горит!»

Необходимо было чем-то заняться до прихода Николая.

Женщина вышла во двор, посмотрела в курятник на Сову. Курица сидела, важно нахохлившись.

— Сиди, милая, сиди, — сказала ей