Тот период был нервным. Я не мог показать фото Салты с синяками родителям, но о скандале дома у Бишимбаевых знали все. У меня по сотне раз на дню спрашивали, что мной двигало, почему я, обычно совершенно не агрессивный человек, так себя повел, о чем думал?

Мне кажется, мама сразу поняла, что все это случилось не просто так, но не высказывала своих опасений. Для папы же драка с погромом была совершенно непонятной, он был сильно возмущен и в конце концов решил, что в тот день я был пьян. Я оказался меж двух огней: с одной стороны, мы переписывались с Салтанат каждый день, она продолжала то извиняться, то защищать мужа. Но мое беспокойство было больше, чем все обиды, поэтому я терпел, просил вернуться домой и забыть все это. С другой стороны, отец все еще давил на меня, требуя объяснений моего отвратительного поведения.

В эту же неделю я узнал, что Назым, бывшая жена Бишимбаева, мать его детей, написала на меня заявление в полицию. К этому я отнесся с пониманием – дети видели драку, и любая мать так бы отреагировала. Все это навалилось одновременно с трех сторон, и я впервые не знал, как правильно поступить.

Эту историю позже закрутили так, что уже сама Назым защищала меня. Однажды утром я открыл новости. Меня обвиняли в том, что я ворвался в дом Бишимбаевых. На такое невозможно отреагировать спокойно.

* * *

Позже родители все-таки увидели фото с побоями. Как я и ожидал, для них это стало настоящим шоком. Никто из них даже голоса не повышал на дочь, это разбило им сердца. Они не хотели лезть в семью Салты, но и оставаться в стороне не собирались. После долгих переговоров было решено, что и Салта, и Куандык обязательно пройдут курс психологической помощи.

Но я во все это уже не верил. Для меня святость их брака была разрушена в тот день, когда я получил фото синяков. Компромиссов быть не могло. Поэтому я сказал родителям, что знать этого человека не хочу и делать вид, что все забыто, даже ради сестры, не буду. Общаться с ним ни в каком виде я не хотел.

Наступил хрупкий мир. Салта больше не жаловалась на ссоры или побои, но и видеться мы стали значительно реже. В день ее рождения, 15 мая, я, как обычно, хотел приехать и подарить цветы, но Салта написала, что они в BAU вместе с мужем, намекая, что мне не будут рады. Я просто отправил доставку, не желая усложнять ей жизнь.

Теперь, в наши редкие встречи, я внимательно всматривался в ее лицо, с беспокойством смотрел на руки. Да, синяки уже давным-давно прошли, но они словно навсегда застыли там, где он их оставил, как шрамы, которые были видны только мне. Сестра просила не беспокоиться, убеждала, что теперь у них все хорошо. Да, они ссорятся, но без драк; ищут способы нормально жить вместе.

Наша мама после тех самых фото была на моей стороне и считала, что я поступил с Куандыком правильно, – за своего ребенка она бы расправилась суровее. Мы надеялись, что теперь Бишимбаев усвоил урок, что теперь он знает, что Салта никогда не будет покинутой или одинокой. У нее есть семья, которая будет бороться за нее до конца.

* * *

Мир продолжался. В подтверждение своего счастья Салта, словно отчеты, отправляла нам фотографии с детьми, карточки из совместных путешествий. И пока эти фото приходили, мы жили в относительном спокойствии. Я не верил ни фотографиям, ни теплым словам Салты о муже – красивыми фразами и картинками мое мнение о нем было не исправить.

Уже на суде сторона защиты подсудимого попросила меня предоставить телефон, и, когда они принялись досконально изучать фотографии, которые там были, адвокат Омарова вдруг сказала: «Смотрите, это же синяк!» Когда они стали рассматривать фото более внимательно, выяснилось, что на всех видны синяки и следы от пальцев. Адвокаты Бишимбаева утверждали, что определить телесные повреждения невооруженным глазом невозможно. Экспертиза выяснила, что синяки и гематомы действительно были. Тогда я понял: Салта защищала нас до последнего и молчаливо проходила этот ад в одиночестве, никому ничего не сказав, ни у кого не попросив помощи. В дальнейшем именно экспертиза и четкие показания судебно-медицинского эксперта Халимназарова сыграли ключевую роль – он смог донести до всех присутствующих весь ужас телесных повреждений и опровергнуть доводы защитников Бишимбаева о падении, несчастном случае и других версиях защиты.

* * *

Летом следующего 2023 года Салта с мужем сообщили, что хотят сменить обстановку. Для Салты это всегда сопровождалось надеждой – она говорила, что в путешествиях и разъездах их жизнь всегда налаживается, они меньше ссорятся. И она жила ради таких моментов – мирных, безопасных и радостных, которых у них становилось все меньше. Куандык предложил пожить сначала в Алматы, а потом в Шымкенте, с его родителями.

Меня эта новость насторожила. Доверия ни к Бишимбаеву, ни к его родителям не было. Он плевать хотел на их мнение, был в своей семье капризным господином. Если что-то случится в Шымкенте, помочь будет гораздо сложнее. Этот город находится на самом юге Казахстана, почти в полутора тысячах километров от Астаны.

Родители Бишимбаева говорили, что так им будет проще помогать молодой семье, обещали за ними присматривать. Этому я тоже не верил. Предложил Салте с мужем пожить в доме наших родителей.

Тревожных звонков в тот период было много, но никто не мог и подумать, что какой-то из них может стать последним. Надежда неистребима, но она нас и погубила.

Салтанат позвонила Анаре ночью. На этот раз в ее голосе уже не оставалось компромиссов – она почти шепотом просила ее забрать. В трубке повисла тишина, потом послышались крики и голос Куандыка: «Хватит названивать своей Анаре!» И звонок завершился. Чуть позже Анара встретилась с Салтанат в кафе, сестре удалось вырваться, пока муж уехал на день в Алматы. Наверное, тот день и стал началом конца. Салта пришла в кафе, пряталась в одежде, все пыталась закутаться. На ее шее были свежие следы, которые может оставить только грубая веревка. Всю ситуацию на тот момент никто не знал, а то, что мы знаем, узнали из показаний Анары. Было решено: если мы не спасем Салту сейчас, будет слишком поздно. И мы были готовы