До осьмилетнего возраста я далее Дунилова нигде почти не бывал. Раз только зять и сестра, поехавши на Никольскую ярмарку в соседнее село Пупки, отстоящее от Гориц верстах в четырех, взяли меня с собой и там купили мне, не помню, какую-то игрушку. Тут же в первый раз увидел я монастырь, Николо-Шартомский.

Обитель эта исторически известна с 1425 года. Название Шартомской она получила от реки Шартомы (ныне Шатма), впадающей близ монастыря в реку Тезу. Кем первоначально основан был монастырь, неизвестно; известно только, что в XVI веке он был родовым кладбищем князей Горбатых-Суздальских[6]. В нем с 1425 года по 1767 год настоятелями были архимандриты, затем уже игумены, а с 1830 года строители. Между игуменами в 1780–86 значится Иоасаф – мой прапрадед, о котором упомянуто было выше[7].

В монастыре четыре каменные церкви. Главная из них во имя святителя Николая, обширная и величественная, освящена 27 апреля 1651 года.

Между священными утварями монастырскими значится рукописное Евангелие, принадлежавшее архиепископу Суздальскому Арсению Элассонскому, ученому греку († 1630 году). А в числе старинных грамот и бумаг хранится собственноручное письмо святителя Воронежского Митрофана[8].

Настал, наконец, срок записывать меня в приходское духовное училище, которое находилось в уездном городе Шуе. Пока я находился дома, мне не стригли волос, а только подстригали кругом, как это обыкновенно было у крестьянских детей. Теперь нужно было меня остричь, как требовалось школьными порядками. Матушка послала меня к о. Василию Сапоровскому просить, чтобы он меня остриг, а мне приказала остриженные волосы принести ей – что я, конечно, и исполнил. Волосы мои были белые и мягкие как лен. Матушка до конца своей жизни хранила их у себя.

Во второй половине июля 1827 года матушка повела меня в г. Шую. День был жаркий. Отойдя несколько верст, я начал чувствовать усталость. К счастью, нас догнал на дороге знакомый матушке крестьянин, который также ехал в Шую и которого она упросила посадить меня на телегу и подвезти. Добрый крестьянин, спасибо, не отказал в ее просьбе; меня посадили в его телегу. Но тут оказалась другая для меня беда: пока лошадь шла шагом, матушка не очень далеко отставала от нас и была у меня на глазах; но как скоро лошадь начинала бежать рысью, матушка скрывалась от моих глаз, и я, опасаясь как за нее, так и за себя, начинал плакать. Наконец, так или иначе, мы достигли цели своего путешествия и, прибывши в Шую, остановились у родственника своего, диакона кладбищенской Троицкой церкви Григория Михайловича Дроздова. На другой день матушка повела меня к смотрителю училища на экзамен. Тот заставил меня читать сначала по-славянски: я прочитал бойко; затем дал мне читать не помню какую книжку гражданской печати. Я хотя и мог довольно хорошо разбирать и гражданскую печать, но не так свободно, как славянскую; поэтому я, вероятно, не рассчитывая на успех, сконфузился и не мог слова выговорить, как ни ободрял меня смотритель. Нужно было при этом назначить мне фамилию. Но так как у моего родителя никакой фамилии не было, то матушка просила дать мне фамилию моего двоюродного брата – Тихомиров. А от кого эта фамилия заимствована была для моего брата, я и теперь не знаю. Отец его так же, как и мой, был бесфамильный. Скоро за тем мы возвратились домой.

Приближался сентябрь. Нужно было снова в Шую, но уже не на короткий срок. За день или за два до отъезда матушка повела меня ко всем родным прощаться. Родные при прощанье награждали меня – кто гривенником, кто пятиалтынным, а сестры мои в день отъезда моего напутствовали меня горькими слезами, как будто отпускали в рекруты; но я со спокойным и даже веселым духом стремился в школу.

Привезши в Шую, матушка снова водила меня к смотрителю и при этом принесла ему в дар десяток очень крупных яблоков. В Шуе меня поместили на ту же квартиру, на которой жил мой двоюродный брат Иван Тихомиров, за год перед тем переведенный во Владимирскую семинарию. С ним вместе квартировали и вместе перешли во Владимир три брата Соловьевы – Михаил, Алексей и Николай. Из них Алексей – впоследствии известный Агафангел, архиепископ Волынский († 8 марта 1876 года).

Прежде чем говорить о моем начальном образовании в школе, я не излишним считаю познакомить читателя с историей и характером г. Шуи и Шуйского духовного училища.

Название города Шуи произошло, по всей вероятности, от положения его на левом (по-славянски – шуем) берегу реки Тезы. Первоначальное основание этого города некоторые историки, как, например, Болтин, относят к самым древним временам России[9]. Местоположение города очень красиво. Он расположен на берегу Тезы, постепенно возвышающемся от запада к востоку, и высший пункт этой возвышенности исстари называется «крутихой». В торговом и промышленном отношении Шуя – один из замечательных уездных городов Владимирской губернии. Главную промышленность шуйских граждан составляла торговля английскою и русскою бумажною, красною и белою, пряжей и производимыми из этой пряжи ситцевыми изделиями. Годовые торговые обороты простирались в сороковых годах текущего столетия на сумму до 3-х миллионов рублей. Более известные купеческие фамилии в тридцатых и сороковых годах были: Посылины, Киселевы, Корниловы, Носовы и др.

Богатое шуйское купечество всегда отличалось ревностью о благолепии храмов Божиих и благотворительностью бедным.

В Шуе не очень много церквей, но все они отличаются особенным благолепием и снабжены богатыми утварями и ризничными принадлежностями. Всех церквей в 1827 году было пять: Воскресенская (соборная), Крестовоздвиженская, Спасская, Покровская и Троицкая (кладбищенская). Впрочем, судя по незначительному количеству коренного городского населения, церквей приходских было достаточно. Жителей городских обоего пола считалось не более 4000; но при этом вдвое больше было пришлого народу – фабричных мастеровых и разного рода рабочих.

Первым смотрителем Шуйского духовного училища был протоиерей Василий Иванович Смирнов, человек почтенный, пользовавшийся общим уважением как духовенства, так и граждан. Где он сам получил высшее образование, я хорошо не знаю, вероятно, в Лаврской Троицкой семинарии; но известно, что он был преподавателем во Владимирской семинарии. Сделавшись смотрителем Шуйского училища, он вместе с тем определен был настоятелем церкви села Васильевского, в 18-ти верстах от г. Шуи; жил он постоянно в Шуе, а в Васильевское для служения ездил только по праздникам. В Васильевском, кроме него, было еще три священника. В должности смотрителя отец протоиерей Смирнов оставался до 1829 года. К нему-то приводила меня матушка на первоначальное испытание.

Инспектором при моем