В Тулоне группа Неплюева встретила семь русских гардемаринов (Андрей Полянский, Воин и Михаил Римские-Корсаковы, Александр Волконский, Борис Барятинский, Борис Юсупов, Александр Жеребцов), обучавшихся во французской академии «навигации, инженерству, артилерии, рисовать… как корабли строятся, боцманству (то есть, оснащивать корабли), артикулу солдатскому, танцовать, на шпагах биться, на лошадях ездить, в школу ходить дважды в день; а учат их всему безденежно королевские мастера; а жалованья от королевского величества дается им на месяц по 3 ефимка; а ежели кто согрешит, в штраф сажают, в тюрьму по рассмотрению вины: за большую вину на полгода на один хлеб и воду, и никого в тюрьму не пущают».

Из Тулона Неплюев с товарищами на французском корабле отплыл в Марсель. В марсельской гавани стояло двадцать пять французских галер. Царь Пётр I придавал большое значение обладанию секретами военно-морского дела европейцев. И гардемаринам удалось ознакомиться с устройством французской гребной флотилии, а также понять работу адмиралтейства.

В Марселе Неплюеву пришлось вступить в спор с капитаном французского корабля, который им заявил, что не намерен кормить русских, мотивируя это тем, что стол пассажирам даётся только в пути, а на стоянках в портах они, съехав на берег, должны кормить себя сами. Неплюев показал капитану договорное письмо, где о стоянках в портах даже не было упомянуто. Пришлось подать прошение французскому губернатору, и 22 мая 1719 года это дело рассматривал французский суд. Судьи «пометили, чтоб оному капитану по договорному своему письму держать про нас стол во всяком месте до Кадикса против договорного нашего письма, и против тое пометы дали нам указ, а когда дело слушали, докладывал по делу дьяк, а ответствовал за капитана наемный стряпчий «адвокат», да писарь его корабля, а от нас был я, Иван Неплюев».

Позже, рассказывая о французском королевском суде, Неплюев будет вспоминать, что «Судьи во Франции ходят в чёрных платьях, также и дьяки; а дьяки называются прокураторы; всех дел канцелярии и судьи в одном доме по разным каморам, которыя палаты называются «палацо де юстиция».

26 мая русские дворяне на том же корабле покинули Марсель. В Картахене испанский губернатор де Ровир приказал русским явиться к нему с паспортами.

– Сеньоры, – губернатор посмотрел свысока на молодых людей, – по моим сведениям, русский царь отрядил в помощь испанскому монарху эскадру из сорока кораблей: об этом де есть уже королевский указ, а в портах заготовляется провизия для российского флота!

– Разрешите, сеньор! – раздался уверенный голос молодого гардемарина.

– Неплюев, гардемарин Неплюев! Мы едем на службу к испанскому королю, вы не подскажете, как лучше проехать морем до Кадиса?

Губернатор поднял глаза на оказавшегося таким смелым молодого человека, стоявшего перед ним. Потом махнул рукой, предлагая садиться.

– А вы смелый молодой человек, это похвально! Лучше плыть до Малаги, а оттуда сухим путем ехать в Кадис. Советую вам так поступить.

– Несомненно, сеньор, мы так и поступим!

Де Ровир снабдил гостей письмом к губернатору Малаги, а французскому капитану дал письмо, освобождающее его от обычных пошлин.

28 июня 1719 года обе группы гардемаринов встретились в Малаге. Оказалось, что вторая группа благополучно добралась до Ливорно; из Ливорно в Венецию ездил гардемарин Кашкин, и там «господин агент дал им по 18-ти цехинов на человека от Ливорны до Барцелонии, а от Барцелонии до Малаги дано было им же на проезд от гишпанских министров королевских денег».

Губернатор Малаги дал русским лошадей и 40 цехинов на продовольствие. За эти деньги расписались Иван Неплюев и Пётр Зиновьев.

4 августа 1719 года в Кадис пришел указ испанского короля, по которому велено было определить в академию русских дворян с содержанием, равным содержанию испанского гардемарина (10 ефимков в месяц), но без мундира.

В то время в академии обучалось 240 гардемаринов, из которых 60 находилось в Сицилии и 18 – в Америке «на кораблях». По окончании учебы они выпускались офицерами на флот, в артиллерию, а также в полевые войска. Неплюев вспоминал, что последних «выпускают … в драгунские и пехотные полки в поручики и в прапорщики; а ежели который может у полковника купить роту, того жалуют и в капитаны, потому что полковник вербует солдат за свои деньги».

Процветавшие в европейских армиях наёмничество, торговлю офицерскими должностями Пётр I считал вредными и неприемлемыми для новой российской армии и флота. Русская армия была национальной по составу, в то время как в войска Европы в то время большую часть армии, как правило, составляли наёмники.

6 августа русские гардемарины, расписанные на 6 кварт (учебных групп), приступили к занятиям: «учились… солдатскому артикулу, танцевать и на шпагах биться; а к математике приходили, только без дела сидели, понеже учиться невозможно, для того что мы их языку не знали».

Иван и Семён держались теперь вместе, как иголка с ниткой, куда один, туда и второй:

– Семён, дружище, когда уже нас отправят домой?! – Неплюев посмотрел на своего товарища. – После службы на галерах, мне претит этот распорядок дня испанских гардемаринов!

– Это точно, Иван! Поутру молебен в церкви, затем двухчасовые занятия математикой; после обеда в течение полутора часов три группы учатся артиллерийскому искусству, две – солдатскому артикулу, одна – шпажному бою и танцам. Мы их языка не знаем, приходим на математику, только без дела сидим, понеже учиться невозможно.

– Да, Сёма, уже сил нет никаких, в Венеции мы были заняты боевой службой, слышали славянскую речь, там низшие чины венецианского флота многие были из югославян и даже беглых русских, а здесь всё время на фехтовании и прыгаем козлами на танцах.

– Согласен и материально очень тяжело, надо писать письмо, чтоб нас вытаскивали отсюда, ибо нет уже никакой мочи тут находиться!

* * *

10 августа 1719 года гардемарины отправили в Санкт-Петербург генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину и в Голландию послу князю Б. И. Куракину письма, в которых пожаловались на свое «крайнее убожество»: «первое, что голодны, второе, что имеем по одному кафтану, а рубашек и протчего нет».

Гардемарины просили Апраксина: «Соизволь доложить его царскому величеству, чтобы нам быть в службе, а не в академии, и определил бы его царское величество жалованьем, чем бы можно нам содержаться». «Ежели мы будем многое число в академии, – подчеркивали гардемарины, – то практику морскую, которую мы приняли, можем забыть, а вновь ничего не присовокупим, понеже танцование и шпажное учение к интересу его царского величества нам не в