В августе 1942-го войска 2-й гвардейской армии получили приказ: срочно выдвигаться к Сталинграду. Дислоцировались в районе завода «Красный Октябрь». Приходит новый приказ: «Будут предприняты попытки немцев пробиться к Волге. Ваша задача – этого не допустить». Не допустили. Долбили немцев в клочья. А когда наши и их позиции сблизились, нас переправили на другой берег Волги. Оттуда мы и били «доблестных солдат Паулюса».

Потом, в ноябре 1942-го, гвардейские миномётные части открывали контрнаступление под Сталинградом, вспоров позиции румын. Не дали Манштейну спасти окружённую армию Паулюса. Отстояли Сталинград.

И ещё один пример использования «катюш» – во время Курской битвы. Исключительно интересный документ хранится в архиве Министерства обороны РФ. Это журнал боевых действий 104-го гвардейского миномётного дивизиона 36-го гвардейского Краснознамённого миномётного полка [13], в нём 175 страниц, исписанных каллиграфическим почерком, зафиксировали эти дни. Так, здесь сообщается: «8 июля 1943 г. в 7 часов 40 минут 104-й дивизион сосредоточился в роще юго-западнее 2 км д. Орловка. Выбрали две огневые позиции. В 9 часов противник пошёл в наступление. Дивизионом было дано два дивизионных и два батарейных залпа. Результат – подожжено два танка, четыре автомашины и уничтожено до 50 солдат и офицеров».

Много это или мало? Если учесть «рекомендации по применению М-13», в которых говорится, что установки целесообразно использовать по площадям, а не отдельным целям, и то, что при отражении танковых атак в районе Орловки происходило при бомбёжке и артиллерийском обстреле противника, то действия дивизиона были вполне эффективны. Командир орудия 1-й батареи гвардии младший сержант Алексей Михайлович Насонов 17 июля 1943 г. за этот бой награждён медалью «За отвагу».

10 июля дивизион дал три залпа по скоплению танков, машин и мотопехоты противника. В результате чего уничтожено: одним залпом до 40, вторым – до 50 человек, а третьим – не было возможности уточнить (несколько взводов пехоты). [13]

Думается, знание этой проблемы и боевого опыта применения «катюши» и сыграло решающую роль: не только научного руководителя, но и, главное, – самого студента привело к выбору темы для диплома по ракетной тематике. Как сказал мудрый Сенека, кто не выбрал путь, тому и нет ветра в паруса.

Следует отметить, что уже в 1945 году в НИИ-1 без лишней огласки шло комплектование группы специалистов для поездки в Германию. Руководство страны ставило перед ней задачу – оценить и отобрать всё заслуживающее внимания, что осталось в советской оккупационной зоне от немецких разработок в сфере ракетных вооружений: документы, чертежи, технологическую оснастку и, конечно, сами изделия. [2, с. 38–39]

Результаты этих работ находились под контролем аппарата И.В. Сталина. Этого было достаточно, чтобы их организация была поставлена на самый высокий уровень. [14]

В то время многие советские разработчики ракетной техники задавались вопросом: почему немецким специалистам удалось так далеко продвинуться в новой отрасли, связанной с реактивным движением?

Как говорит сам С.П. Непобедимый, существовала следующая версия. Поражение в Первой мировой войне, а точнее условия Версальского договора, ограничивали разработку традиционных видов оружия, и немецкие специалисты направили усилия на создание новых нетрадиционных видов оружия и техники. [2, с. 40]

На мой взгляд, это далеко не исчерпывающий ответ на важнейший вопрос. Хотелось бы привести только один пример: создание центра в Пенемюнде. Вспоминается последняя наша поездка в Германию и посещение музея в Карлсхорсте. Смотрю, лежит в рабочем кабинете Жукова секретный протокол, подписанный Сталиным и Риббентропом, и карта, на которой рукой Сталина обозначена граница СССР. Вокруг этого секретного протокола столько было разговоров. Показали его на Съезде депутатов СССР, потом он пропал. Сегодня задаю вопрос немцам: кто виноват? Они полагают, что Сталин виноват. Но был ли у Сталина выбор? Как нам сказал в Германии один бывший генерал армии ГДР, победителей не судят. Два пути тогда было: заключить договор с англичанами и французами против немцев или же – только с немцами. Есть ещё вещественное доказательство того, что Сталин сделал мудрый шаг. В музее я обратил внимание на экспонат – копию вагона, который разрабатывался для того, чтобы доставлять немцев на Дальний Восток, в Сибирь. Всё это готовилось уже в 1939 году.

Вернёмся к воспоминаниям С.П. Непобедимого:

«Примечательно, в четыре утра 9 мая мой радиоприёмник, который я сам только что собрал из разнородных деталей, заговорил, и с довольно приличным качеством. Я, конечно, настроил его на волну Московского радио. Оно в эту ночь не делало обычного перерыва. Вскоре наша комната заполнилась ребятами. Потоком шли первые сообщения о подписании Акта о безоговорочной капитуляции в Карлхорсте, берлинском пригороде, в здании военно-инженерного училища. Мы, молодые и полные сил, всё это слушали в стенах нашего общежития и из-за переполнявших нас бурных эмоций, скорее всего, тогда не осознавали, что такая Победа была возможна ещё и потому, что в нашей стране, Советском Союзе, в России, были такие мощные технические школы, как Бауманский институт. В пять часов утра радость по случаю долгожданного объявления об окончании войны, о полной победе над страшным врагом растеклась по всем этажам. А потом мы все увидели феерическое всенародное ликование на улицах и площадях Москвы…

Передо мной же в том победном и выпускном мае стоял вопрос – куда дадут направление? Откровенно говоря, мнение выпускника не всегда бралось в расчёт комиссией по распределению. Как говорится, куда Родина пошлёт, туда и поедешь. Но утверждать, что всё это делалось только способом диктата, было бы несправедливо. По этому поводу уже после защиты была беседа с руководителем моей дипломной работы Ю.А. Победоносцевым. Юрий Александрович справедливо рассудил: «У тебя в Москве постоянной квартиры всё равно нет. Поэтому я тебе советую – поезжай в подмосковную Коломну, в Специальное конструкторское бюро, к миномётчику Борису Ивановичу Шавырину. Это недалеко от столицы, добраться можно пригородным поездом. А я со своей стороны переговорю в комиссии по распределению». Он тогда прозорливо заметил, что, по его мнению, у Коломенского СКВ есть хорошая перспектива.

В итоге с нашего факультета направление в Коломну, в КБ, с которым будет связана потом вся моя жизнь, дали двоим-моему однокурснику и давнему товарищу Герману Ефремовичу Ступакову и мне. Документы на нас ушли в особый отдел для проверки «до седьмого колена», а мы с Германом стали интересоваться географией Подмосковья – что это и где это – город Коломна?

В один из июньских дней с вещами мы вышли с Германом из общежития и поехали на Казанский вокзал, откуда в октябре 41-го