Возмущенный отец вызвал ее к себе – “проработать”, но как-то потихоньку перешел на комплименты… Закончилось тем, что молодые люди полюбили друг друга. А тут еще и комната в общежитии освободилась. Зевать было нельзя! Папа с мамой сыграли свадьбу, объявив себя мужем и женой, хотя расписались только через год».

В 1954 году Хохлова перевели в Ленинград и назначили главным режиссером БДТ. Спустя год он позвал за собой и Кирилла с Валентиной. В ту пору у Лаврова возникли неприятности с зятем самого Хрущева. Кирилл Юрьевич дал рекомендацию девушке-еврейке, а в последний год жизни Сталина в СССР шла борьба «с безродными космополитами». Однако аннулировать свою рекомендацию по воле начальника Лавров отказался, никаких оснований к тому он не имел. Более того, энергичный комсорг пожаловался на самого хрущевского зятя в вышестоящие инстанции. Жалоба ничего не изменила, но отношения были испорчены, поэтому приглашение Хохлова было как нельзя более кстати.

Уже вскоре Лавровы въезжали в Северную столицу на собственной машине. Кирилл Юрьевич стал первым в БДТ обладателем такой роскоши. Для того, чтобы приобрести «москвича», супруги буквально голодали, ели одни «рожки», не покупали даже носок, штопая старые.

Увы, в Ленинграде их ждал удар. Хохлов скоропостижно скончался, а вместо него худруком был назначен Товстоногов. Памятуя то, как Георгий Александрович не пожелал даже прослушать его, рассчитывать на перспективы в театре, где когда-то начинал карьеру его отец, особых оснований у Лаврова не было. Вспоминая первую встречу труппы с главным режиссером, актер рассказывал:

«…Он продекламировал будущую творческую программу театра, которая слово в слово повторяла программу основателей БДТ в 1919 году, то есть “романтическая драма, героическая комедия” и т. д. Мне показалось, что в тот момент это был продуманный и точный дипломатический ход. Новый шеф мне понравился, однако я считал себя артистом, не очень подходящим для такого “возвышенного” театра, и приуныл… Посоветовавшись с женой… мы решили продолжить начатые ранее попытки возможного перехода в другой театр. К тому же, именно в это время я получил предложение от Н. П. Акимова перейти в Театр комедии. Николай Павлович сразу же предлагал мне и роль в шкваркинском “Чужом ребенке”, которого он собирался ставить. Я написал заявление с просьбой освободить меня от работы в БДТ и направился к директору театра Коркину, который пришел к нам вместе с Георгием Александровичем. <…>

Через день я был вызван к шефу. И вот тут произошла сцена, которую я помню до мелочей, хотя с того дня прошло уже полвека…

Я вошел в кабинет… Георгий Александрович сидел за столом с пачкой сигарет в руках и как-то даже не очень обратил на меня внимание… Заявление мое лежало перед ним на столе… Посапывая, вынул из пачки сигарету, неспешно щелкнул зажигалкой, с удовольствием глубоко затянулся и шумно выпустил струю дыма… Пауза…

“У меня есть правило: никогда никого не задерживать, если кто хочет от меня уйти…” Он поднял голову и зыркнул на меня большими, увеличенными толстыми стеклами очков глазами… “Кроме того, я получил право на реорганизацию труппы, и мне предстоит уволить из театра около двадцати человек… Своим заявлением вы облегчаете мне задачу на одну единицу…” Пауза… Губы сжаты и – долгий шумный вдох воздуха ноздрями… “Но в данном случае я решил изменить своему правилу и предлагаю вам остаться на один год… Если через год вы захотите уйти, я обещаю не чинить вам никаких препятствий. Согласны?” Я слушал красивый, низкий, с рокотком, голос Георгия Александровича, смотрел на чисто выбритое волевое лицо с большим носом и лбом, на какие-то детские кисти рук, поросшие черными волосиками, почему-то казавшимися неуместными… Не знаю, почему я сразу ответил: “Согласен”. Я ни разу не пожалел о принятом тогда решении!»

Кирилл Лавров впоследствии говорил о мэтре, что обязан ему всем. Товстоногов стремился дать раскрыться всем граням таланта артиста. В его спектаклях он играл и Городничего, и безукоризненно правильного капитана Платонова, и чеховского Соленого, и Молчалина, и Астрова, и… Ленина… Ленин едва не стал актерским проклятием Лаврова.

«Так случилось с несколькими мастерами сцены – после вождя им уже ничего больше не разрешали играть, берегли актерскую репутацию, – отмечает дочь актера, Мария. – Можно было только до бесконечности продолжать играть Ленина. Но когда папе не дали сыграть Николая II в фильме “Агония”, он взбунтовался. Сам пошел по кабинетам чиновников и стал бороться за то, чтобы его не ассоциировали с образом вождя. К счастью, этого не произошло, но вот царя отец так и не сыграл».

В кабинет одного из руководителей советского театра и кино Василия Шауро Лавров пришел после запрета играть в фильме «Мой ласковый и нежный зверь». Кирилл Юрьевич объяснил чиновнику, что, как актер, обязан играть разных персонажей. Положительному решению вопроса способствовал авторитет Лаврова в партийных кругах. Однако Ленин так прилип к актеру, что, по воспоминаниям О. Басилашвили, на репетициях «Дяди Вани» он время от времени начинал говорить с ленинским «акцентом».

Режиссеры всегда стремились использовать фактуру Лаврова – этакого Юрия Гагарина с обезоруживающей улыбкой, с внешностью ярко выраженного положительного героя. А главными положительными героями советских фильмов должны были быть комсомольцы и партийцы, декларирующие «прописные истины»…

– Ну что, не надоело тебе играть всяких секретарей? – как-то усмехнулся всесильный глава Мосфильма Иван Пырьев, остановив молодого актера в коридоре своей империи.

– Надоело! – честно признался Лавров.

– А ты в Бога веришь?

Вопрос был неожиданным, но Кирилл Юрьевич снова ответил честно:

– Да!

На лице Ивана Александровича отразилось удовлетворение:

– Прекрасно! Я так и думал! Будешь играть у меня Ивана Карамазова!

Роль Ивана стала одной из лучших в фильмографии Лаврова. В ней наиболее полно раскрылся его драматический, психологический дар. Сцена с чертом, где он играет одновременно два образа, сцена в суде поражают лихорадочным накалом актерских нервов, и временами кажется, что после такого напряжения Кирилл Юрьевич взаправду должен был бы слечь в горячке. Пырьев, как известно, умер, не успев снять третью серию, и тогда два кинобрата, Лавров и Михаил Ульянов, сняли ее сами. Братьями они называли затем друг друга всю жизнь. Когда не стало Ульянова, смертельно больной Лавров приехал проститься с ним, объяснив, что не мог не проводить брата. Сам он ушел через считаные недели после этого.

Успешное режиссирование «Карамазовых» создало соблазн и дальше пробовать себя на этом поприще. Соответствующие предложения Лаврову поступали, но… Заняться их реализацией потребовало бы минимум на год оставить БДТ, а Товстоногов этого бы не простил. Кирилл Юрьевич предпочел театр, став неизменной опорой режиссера – в том числе в партийных кругах.

«Не могу представить