Узнав об этом решении Политбюро, Сталин 29 августа прислал в Москву на имя Кагановича, Молотова и Орджоникидзе, а также для всех других членов Политбюро телеграмму, резко осуждающую их постановление о Вышинском: «Для членов Политбюро. Из письма Кагановича узнал, что Вы признали неправильным одно место в речи Вышинского, где он намекает на ответственность наркомов в деле подачи и приемки некомплектной продукции. Считаю такое решение неправильным и вредным. Подача и приемка некомплектной продукции есть грубейшее нарушение решений ЦК. За такое дело не могут не отвечать также наркомы. Печально, что Каганович и Молотов не смогли устоять против бюрократического наскока Наркомтяжа»[811].

Несмотря на то что телеграмма Сталина попала в ЦК около шести часов вечера 29 августа, решение об отмене постановления было проведено голосованием только через два дня. 1 сентября свои подписи под ним поставили Каганович, Андреев, Куйбышев и Микоян, т. е. те члены Политбюро, которые (за исключением Кагановича) не имели отношения к принятию предыдущего постановления[812]. Орджоникидзе, против которого фактически был направлен пересмотр дела, с 1 сентября по решению Политбюро ушел в отпуск. Похоже, что Каганович специально придержал рассмотрение вопроса для того, чтобы не ставить в неудобное положение Орджоникидзе[813].

При этом в переписке Сталина и Молотова есть указание на возможный вклад в этот конфликт Молотова. 1 сентября Сталин писал ему: «1) Признаться, мне (и Ворошилову также) не понравилось, что ты уезжаешь на 1 1/2 месяца, а не на две недели, как было условлено, когда мы составляли план отпусков. Если бы я знал, что ты хочешь уехать на 1 1/2 месяца, я предложил бы друг[ой] план отпусков. Почему ты изменил план — не могу понять. Бегство от Серго? Разве трудно понять, что нельзя надолго оставлять ПБ и СНК на Куйбышева (он может запить) и Кагановича. Правда, я дал согласие (по телеграфу) на длительный отпуск, но ты поймешь, что я иначе не мог поступить. 2) Выходку Серго насчет Вышинского считаю хулиганством. Как ты мог ему уступить? Ясно, что Серго хотел своим протестом сорвать кампанию СНК и ЦК за комплектность. В чем дело? Подвел Каганович? Видимо, он подвел. И не только он.

Привет. 1/IX. И. Сталин»[814].

Случайно ли Сталин в этом письме к Молотову пишет о его отношении к Серго? Очевидно, что конфликты Молотова и Орджоникидзе носили систематический характер. Это были конфликты наркомов, отстаивающих интересы своих ведомств, с правительством и Госпланом[815]. На это явление также указывал Л. М. Каганович. Он позднее вспоминал: «Хрущев пишет, что у меня с Молотовым были отношения плохие, острые, что мы спорили. Это неверно. Мы с ним, когда работали в ЦК, работали дружно, а когда он стал председателем Совнаркома, а я министром путей сообщения, то мы спорили на деловой почве. Я требовал больше рельс, больше капиталовложений, а Межлаук, предгосплана, не давал, а Молотов поддерживал Межлаука… На этой почве у меня, как и у Орджоникидзе, — он тоже, говорят, с Молотовым спорил и дрался. Но Серго спорил с ним тоже на почве капвложений, на почве отношения к промышленности. Спорил. И жаловались мы Сталину. Молотова это задевало, почему мы идем жаловаться на Совнарком? А мы считали, что Политбюро — высшая инстанция»[816].

Сам же Сталин в сентябре вспоминал о произошедшем с Орджоникидзе с осуждением. 12 сентября он писал Молотову: «Поведение Серго (и Яковлева) в истории о „комплектности продукции“ нельзя назвать иначе, как антипартийным, так как оно имеет своей объективной целью защиту реакционных элементов партии против ЦК ВКП(б). В самом деле: вся страна воет от некомплектности продукции; партия начала кампанию за комплектность, открытую печатную и карательную кампанию; вынесен уже приговор врагам партии, нагло и злобно нарушающим решения партии и правительства, а Серго (и Яковлев), который несет ответственность за эти нарушения, вместо того чтобы каяться в своих грехах, предпринимает удар против прокурора! Для чего? Конечно, не для того, чтобы обуздать реакционных нарушителей решений партии, а для того, чтобы поддержать их морально, оправдать их в глазах общественного мнения партии и опорочить таким образом развертывающуюся кампанию партии, т. е. опорочить практическую линию ЦК. Я написал Кагановичу, что против моего ожидания он оказался в этом деле в лагере реакционных элементов партии»[817].

Напряженная обстановка разрядилась не сразу. Только 30 сентября новый заместитель Орджоникидзе М. М. Каганович (брат Л. М. Кагановича) написал ему: «Прошла гроза 29 числа с[его] м[есяца]. Заслушали директоров заводов 8–92 и Баррикады на комиссии КО. Пока обошлось без выговоров, но положение с программой тяжелое»[818]. Насколько был прав Каганович-старший? Все же гроза не прошла без последствий. В октябре Сталин предлагал Кагановичу «вздуть» Орджоникидзе за то, что он, доверив руководство артиллерийскими заводами «двум-трем своим любимчикам-дуракам, готов отдать в жертву этим дуракам интересы государства»[819]. «Остывал» Сталин долго. Излишнее доверие Орджоникидзе к своим подчиненным имело и отрицательные моменты.

Однако постепенно отношения Орджоникидзе и Сталина вновь наладились. Их многое связывало, и Сталин признавал хозяйственный вклад Орджоникидзе в дело индустриализации СССР.

Отпуск традиционно проходил в Кисловодске. Помимо августовского случая, он был омрачен и другим событием. 5 сентября произошла авиакатастрофа, в которой погибли вылетевшие в Крым из Москвы начальник Глававиапрома Баранов и его жена, начальник управления ГВФ при Совете министров Гольцман, его заместитель Петров, член президиума Госплана Зарзар, а также директор авиазавода Горбунов. Михаил Каганович был назначен начальником Глававиапрома вместо погибшего Баранова. В конце 1933 года директором завода № 22 им. Горбунова была назначена Ольга Миткевич.

Наркомовские будни осени — зимы 1933 года

Работа по наращиванию мощностей предприятий тяжелой промышленности продолжалась, невзирая на различные события. Осенью ею по-прежнему руководил Серго. Одним из направлений его деятельности в этот период была очередная командировка на предприятия подведомственной ему промышленности. А. Бек в своем полудокументальном произведении «На своем веку» отмечает: «Октябрь 1933-го. Народный комиссар тяжелой промышленности Орджоникидзе, или, как его все называли, товарищ Серго, выбрался в большую, почти двухнедельную поездку по заводам юга. В его маршрут входило и посещение рудников Кривого Рога, где пролегали, как по укоренившемуся словоупотреблению говорилось, тылы металлургии»[820].

Уже после поездки 10 ноября Орджоникидзе проводит совещание шахтеров, металлургов, машиностроителей и нефтяников, посвященное обмену передовым производственным опытом. В эти