Именно в вопросах брака «классовый подход» соблюдался практически неукоснительно. Потому поиск подходящего партнера был делом затруднительным, особенно для аристократов. Невест, как обычно, больше, чем женихов. Из-за войн? Лишь отчасти. Очень многие завидные женихи-аристократы предпочитали свободную холостяцкую жизнь. Найти не невесту, а просто женщину для них не проблема.

Категорически не приветствовался мезальянс. И холостые, и женатые мужчины могли содержать любовниц не аристократического происхождения, но брак… С гарантией – сразу превратишься в изгоя.

Браки по принуждению или «договорные» дело вполне обычное. Особенно у средних классов. Бизнес, ничего личного. Разумеется, браки по любви, свобода выбора тоже были, и немало, причем чем дальше, тем больше, но все же создание семьи в эпоху перемен дело непростое. Не трудности ли останавливали Питта Младшего? Вряд ли, но он о них, безусловно, знал.

Расторгнуть брак было гораздо сложнее, чем заключить. Для женщин – почти невозможно. Закон о разводе приняли лишь в 1857-м. До этого существовали два пути. Церковный суд, услуги которого стоили совсем недешево, и принятие частного акта парламента. Долго и непомерно дорого. За период с 1700 по 1857 год приняли меньше трехсот актов. Инициаторы – мужчины, и интересы актами защищены тоже их. Никакие «перемены» долгое время никак не сказывались на положении женщин. Даже просьбы о разводе на основании «жестокого обращения» рассматривались редко, а суд обычно принимал сторону мужчины.

Подобное бесправие относилось, конечно, в первую очередь к низшим и средним классам, но и для аристократов развод не был легкой прогулкой. Сдерживающий фактор, который держали в голове многие.

…Несмотря на все «сложности», браки заключались, дети рождались. Правда, среди них были и незаконнорожденные. В интересующую нас эпоху – от пяти до семи процентов. Не такая уж и маленькая цифра. Большинство матерей – из низших классов, но тем, кто был в состоянии заплатить, предлагали необычную услугу. Снять при появлении явных признаков беременности укромное жилье на время. Объявления печатались в газетах, с особым текстом. Для тех, кто понимает.

А историков интересует все. Они даже выяснили, какие имена чаще всего давали детям в то время. У девочек самые популярные Энн, Джейн, Элизабет, Мэри, Ханна и Сьюзен. У мальчиков – Джон, Джордж, Джозеф, Джеймс, Томас и… Уильям.

Какие-то стороны «жизни при Георгах» показались вам неприглядными? Пусть так. Однако не стоит забывать о том, что англичане в это время считали себя самыми свободными людьми в мире. Они фактически ими и были. Даже Великая французская революция ситуацию не изменила. Да, сохранялось экономическое неравенство, и других «несовершенств» хватало, но с точки зрения свободы личности и демократичности государственного устройства Англия не имела себе равных. Со скидкой на время, разумеется.

…«Как француз на всякий случай напишет песенку, так англичанин на все выдумает карикатуру». Еще одна цитата из Карамзина по случаю. Очень наглядный пример того, о чем говорилось выше. В какой еще стране мира политическая карикатура была столь важной частью общественной жизни? Где еще великий карикатурист Джеймс Гилрей мог стать национальным героем? А он ведь не жалел ни чужих, ни своих. Зло, едко – про все и про всех. Гилрей рисовал «против» Питта, он рисовал и «за» него. Питт Младший был и «исчадием ада», и «воплощением света». Поговаривали, что некоторые из «светлых» карикатур были проплачены сторонниками Питта, но за руку Гилрея никто не поймал, а карикатуры подтвердили свою действенность как средства пропаганды.

Так было в георгианской Англии. Где с 1771 года с одобрения обеих палат парламента в газетах начали публиковать парламентские дебаты. Массовыми тиражами газеты еще не выходили, но прочесть их мог каждый. Не обязательно покупать – в многочисленных кофейнях они лежали бесплатно. Неудивительно, что «средний англичанин» был осведомлен в политике гораздо лучше жителя континентальной Европы.

Глава четвертая. Правительство и корона

3 апреля 1721 года, в ничем не примечательный день, произошло событие, на которое современники отреагировали вяло. Король Георг I назначил Роберта Уолпола первым лордом Казначейства. Вполне ожидаемо. Спустя несколько лет произошло нечто, оставшееся практически незамеченным. Уже Георг II подарил Уолполу дом № 10 по Даунинг-стрит. Со временем здание превратится в резиденцию британских премьер-министров, а Уолпола будут считать первым премьером, хотя сам он себя так называть категорически отказывался.

Именно это словосочетание, «премьер-министр», войдет в обиход уже в XIX веке, причем даже не в его начале. Однако со временем премьерами стали называть всех глав кабинета министров, начиная как раз с Уолпола. Есть ли здесь какая-то путаница? Есть то, что можно назвать «очень английскими сложностями».

По сути, в XVIII веке первый лорд Казначейства это и есть премьер-министр. Но существует ряд тонкостей. Глава Казначейства руководит правительством, он в любом случае – первый министр. Не «премьер-министр»? Это как раз тот случай, когда не стоит придираться к словам. Премьеры во времена Георгов сильно отличались от нынешних, но называть их премьер-министрами уже можно. Историки так и делают, суть важнее словосочетания.

Как раз во времена Георгов с наиважнейшей должностью происходят изменения. И многие считают, что именно Питт Младший – первый настоящий премьер-министр. Питту посвящена эта книга, но экскурс в историю премьерства необходим. Ведь мы должны понять, чем он отличался от своих предшественников.

Итак, считающийся первым, Роберт Уолпол. В дом № 10 на Даунинг-стрит он переехал лишь в 1735-м, после долгого ремонта, и ни один министр ранее не имел такой привилегии. Жить в самом центре Лондона, рядом с парламентом и королевскими дворцами. Решать Уолполу предстояло крайне сложные задачи. У страны – огромный государственный долг, проблемы с тарифами и т. д. Официально Уолпол – первый лорд Казначейства, значит – интересуют его прежде всего финансовые вопросы.

Внешнюю политику он отдал своему верному соратнику (и родственнику) Чарльзу Тауншенду, но в 1730-м Тауншенд ушел в отставку и полномочия Уолпола значительно расширились. Он упорно отказывается называть себя премьер-министром, но в том, что в правительстве он первый, никаких сомнений нет.

Как раз при Уолполе начнется то, что многие историки называют «тихой революцией». У правительства отныне есть признанный глава, который осуществляет деятельность от имени монарха, но имеет поддержку в парламенте. Уолпол продержался у власти 21 год – рекорд, который не побит до сих пор, именно потому, что обладал большим влиянием и на короля, и в парламенте. Кроме того, мало кто из британских премьеров умел так тонко чувствовать момент, как Уолпол, а управлять ему было непросто.

В первую очередь потому, что короли в