«Выводы» же действительно были безотрадные. Все наши просьбы, обращенные к грузинам, что лагерь остро голодает, что такое обращение с нами бесчеловечно, оставались гласом вопиющего в пустыне.

В ответ на просьбы о хлебе нам отвечали, что Грузия бедная страна и что она не может нас прокормить. Грузия не брала на себя никаких обязательств перед нами.

– Идут переговоры с большевиками, – говорили грузины. – Они требуют выдачи вас… Кормить, видно, уж они вас будут…

– Но ведь это же бесчеловечно… Есть ведь законы и обычаи войны… Армия, перешедшая границу нейтрального государства и сложившая оружие, переходит под защиту нейтрального государства. Если вы нас выдадите, вы совершите предательство. Значит, вы не нейтральное государство, а союзники большевиков…

– Мы не союзники большевиков, но мы связаны договором. Есть законы и обычаи войны, но есть кроме них и обязанность исполнять договор. Пункт пятый нашего договора с Москвой говорит, что мы не имеем права давать приют противобольшевицким отрядам. Это всеми буквами сказано…

– Но мы уже не отряд… Мы интернировались… Мы уже не воюющая сторона.

– Идите и растолковывайте это большевицкому командованию. Мы третий день ведем с ним переговоры, и большевики требуют одно: или немедленно выдайте нам фостиковцев, или мы будем считать, что Грузия нарушила договор с Москвой… А мы не хотим воевать с Россией…

Один из грузин-офицеров, бывшей офицер русской армии, по секрету нам передал:

– Вы будете выданы большевикам. Вопрос уже решен. Вырабатывают только условия передачи. Наше правительство, выдавая вас, хочет возместить расходы по интернированию… Вот об этом сейчас идет спор. О вас же все решено. Разговаривали еще о том, чтобы не было массовых расстрелов, но большевики ответили, что это уже вмешательство во внутренние дела России… Фостиков в Гаграх. Он все время ведет переговоры с грузинским правительством.

– Люди голодают… Еще час-другой, и я не отвечаю за голодный бунт. Нельзя безнаказанно морить голодом двадцать пять тысяч людей…

– Нечем кормить… это целая армия…

– Дайте мне возможность связаться по радио с эскадрой. Нам оттуда подвезут продукты.

– Нельзя, вы думаете только о себе, но надо думать еще и о нас. Вы нас толкаете на войну с большевиками…

Но с эскадрой связаться нужно. Дело идет к развязке, и ничего доброго советско-грузинские переговоры не предвещают.

И затем флот. Где он? Грузины сказали, что флот появился у Гагр, но Грузия предложила ему покинуть грузинские воды, что флот и сделал. Не ушел же флот обратно в Крым. Но все просьбы о радио тщетны. Один ответ:

– Нельзя… Вы хотите нас втянуть в войну…

Делать нечего. Надо что-то предпринимать. Тайком приобретаем лодку. Нашлась добрая душа – выручила. Один из наших офицеров командируется в разведку. Ему дается задача: разыскать в море флот, а если это не удастся, доплыть до Крыма и просить срочную помощь.

Ночью лодка ушла в море. Наконец официально становятся известны результаты переговоров Грузии с большевиками: Грузия решила выдать нас. Назначен пункт сдачи. Согласно переговорам, Грузия должна предложить нам составить передаточные списки с указанием имени, отчества и фамилии, чина или звания, чем командовал и пр. На это давался двухдневный срок.

Два дня… Успеет ли за два дня наша лодка найти флот… В Крым она, конечно, не поспеет… А тут море еще, как нарочно, бурлит. Дует такой ветрище, что море рвет и стонет. Бедная наша лодка… Каково-то ей в этот шторм…

Два дня…

Делаем вид, что списки составляются, но в то же время твердо решили не сдаваться. Оружия мало, конечно. На всю 25-тысячную армию едва ли сейчас наберется двести винтовок. Остались только карабины, тайком провезенные под бурками. Патронов тоже нет… Есть шашки. План, конечно, один: дело придется иметь не с большевиками, а с грузинами. Значит, построиться в порядке, впереди построить вооруженных карабинами, в самый последний момент броситься на грузин, «пополнить» себя вооружением и уйти в горы Грузии… Иного выхода нет… Не идти же стадом в плен…

Два дня…

Два дня мучительно ждем. Едим конину. По жребию решаем, чей конь идет на спасение от голодной смерти… Жаль казаку расставаться с конем. Но жребий пал… Кругом ведь стоит мучительный голодный стон. Управляющий имением на свой страх и риск приказал открыть запасы государственного имения. Он русский человек. Ему ближе наши страдания, чем грузинам.

– Судить меня будут… Ну что ж, русские люди зато спасены будут от голода…

На брата выходит немного, по початке кукурузы и по жмене муки. Все молоко также приказано раздать нам. Выходит по глотку, но и то слава Богу.

Наш план в последний момент «пополниться» грузинским оружием и уйти в горы одобряется всеми. Ни одного голоса не слышно за то, чтобы сдаться и выполнить «пункт 5-й договора». Споры идут о том, ждать эти «два дня» или теперь же начать осуществление «плана».

– За два дня грузины подтянут сюда свои части… Они могут догадаться, что мы что-то замышляем… Надо выгадать время и сегодня же ночью «пополняться» и идти наутек, – говорили одни.

Им возражали:

– А вдруг за эти два дня появится флот. Мы хоть с боем, а погрузимся. Попасть в Крым или опять на произвол судьбы уйти в горы – тут надо не промахнуться. Пусть себе подтягивают свои части… Шантрапу эту мы расчешем в два счета…

У нас все время идет перегруппировка: сводим вооруженных, выделяем, кто годен для конной атаки… В нашем лагере все время движение.

Замечают это грузины.

– В чем дело? Почему какие-то перегруппировки производите?..

– Ваш же приказ выполняем: к сдаче готовимся… Чтобы меньше возни было при передаче… Надо ведь рассортировать…

Кто-то даже шутит:

– Делим на группы: кого в первую очередь расстрелять, кого во вторую, кого в третью… Сами ведь говорите, что пункт пятый договора… Вот мы вам и помогаем договор выполнить… Чтобы большевики не были на вас в обиде…

Грузины сердятся. Видят, что над ними трунят. И впрямь, трунят зло. Казаки дышат ненавистью к грузинам и не скрывают этого.

Пронесся слух:

– Приехал Иванис…

Раздаются голоса:

– Попридержим его… Чай, ведь тоже казак… Пусть вместе с нами и делит казачью судьбу…

– Он знает, когда приехать… Как сдавать казаков большевикам, он тут как тут…

Сообщают, что атаман Иванис хочет побеседовать с начальниками.

Начальство собирается… Вдруг что-нибудь спасительное сообщит. Казаков он не собирает. Говорит, что с казаками у него будет отдельная беседа. Это вызывает ропот: что за разделение в этот «смертный час» повстанческой армии.

Ропот как-то сам стихает. Все равно ведь со всей громадой зараз невозможно говорить.

Речь атамана