«Мерзнешь?»

«Нет-нет».

«Щекотно?» – У Скотти все было легко и просто.

«Ага, немного».

«Ну, извини, – он остановил руку, потом убрал ее. – Пошли?»

Мы вышли, и в нас ударила волна свежего воздуха – влажного, наполненного запахами весны. Мне захотелось схватить его и отбросить прочь. Он был так нежен, а я была так зла. Я не погружусь в новую жизнь. Меня не захлестнет надежда. Зима во мне была такой же твердой, как мой собственный хребет.

«Может, прогуляемся?» – спросил Скотти, и мы направились к лесу.

Я не вспомнила. Ни на математике, ни когда он позвонил мне, ни когда он навалился на мое лицо, я не понимала, что именно Рик тащил меня тогда на себе. Ни когда я уходила из их комнаты, ни когда покинула их комнату, ни когда опускала голову при его появлении в коридоре в окружении взъерошенных хоккеистов. Ни когда мое горло горело от боли. Ни когда меня трахал Джонни Деверо. Я ни разу не вспомнила, что была у него на руках. Что он помог мне.

И поэтому он позвонил мне? Поэтому? Потому что нужно было сделать мне больно или же потому, что в свое время пришел мне на помощь?

Тогда он проявил доброту. И это убивало меня в первую очередь.

Добрый в душе человек проявляет отзывчивость, а потом жестокость именно ко мне…

Мы живем на этой планете. Наша жизнь – все, что у нас есть. Все, что у нас на хрен есть, и жизнь, мою жизнь не должна определять подобная жестокость. Этого нельзя допустить.

«Скотти, мне что-то нехорошо», – сказала я.

«Ох. А что такое?»

«Да не знаю. Похоже, живот. Наверное, мне стоит пойти прилечь».

Мы свернули направо, обогнули погружающуюся в сумерки старую церковь и пошли в сторону плаца. Трава была уже влажной от росы, у наших щиколоток вились мелкие мошки.

«На ужине что-то не то съела?»

«Скорей всего».

«В следующий раз плюнь на него и закажи себе пиццу».

«Ага».

«Помощь какая-то нужна?»

«Кажется, меня подташнивает. Мне бы лучше побыть одной».

Мы шли мимо водопада.

«Ладно. Прямо сейчас?»

«Да, прямо сейчас. Прости».

Я отстранилась от него и потрусила прямо через газоны. Меня трясло. Металлическая дверная ручка была холодной. На лестничной клетке было холодно. Я спустилась в подвал, радушно пустой вечером перед самым концом учебного года (даже самые несчастные девочки могли перетерпеть еще пару недель) и набрала свой домашний номер. Я ждала и надеялась, что ничто не помешает моему внезапному порыву. Потому что другого раза не будет. Пожалуйста, ответь. Пожалуйста, будь дома.

Услышав мамин голос, я мгновенно обрела полную ясность ума.

«Нам нужно поговорить».

Она предложила позвать к телефону и папу, но я отказалась. Сказала, что одни мальчики сделали со мной нечто. Двое старшеклассников. Позвонили мне, упросили зайти к ним, а это оказалось уловкой. Западней.

«Лэйси, тебя что, изнасиловали?» – спросила мама.

Я выдохнула, услышав эти слова, поскольку это означало, что она справилась с самой болезненной частью. Это она сказала, не я.

«Только рот».

Она заговорила совсем тихим голосом – тише некуда, так тихо говорят только наедине. Раньше я никогда не слышала у нее таких интонаций и была готова расплакаться от благодарности.

«Как их зовут?» – спросила она.

Я сказала.

«Это произошло прошлой ночью?»

«Ммм, нет. В октябре».

Наступила пауза. Потом она тихо произнесла: «Твое горло».

Я кивала. Это было все, на что я оказалась способна.

«Ладно. Правильно сделала, что сказала мне. Мы забираем тебя домой. Ты можешь собрать вещи? Мне нужно сделать несколько звонков».

«Нет, пожалуйста, не говори никому».

Я не сознавала всю нелепость своей просьбы.

«Мне нужно поговорить с твоим духовником», – тут ее голос дрогнул, и его звук привел меня в панику. Если она будет говорить с людьми, рассказывать людям, все мои труды пойдут прахом. Все это зыбкое складывание в стопку часов и дней, все это молчание и пожимание плечами, даже то, что я тихо лежала, пока они делали свое дело – все это рассыплется на мелкие кусочки. И все снова заговорят, и все узнают.

«С преподобным С.? Нет, не надо, пожалуйста».

«Хорошо. С ректором. Или с Биллом Мэттьюзом. Мы должны им сказать».

Я поняла, что совершила ужасную ошибку. «Но осталась всего пара недель, у нас…»

«Лэйси».

«Нельзя никому говорить».

Я услышала ее вздох. Подумала о ней почти с едва ли не снисходительным сочувствием. Бедняжка только что узнала то, что я знала весь год. Это я – профи. Она привыкнет к этому. Она поймет, что мне и домой-то приезжать вряд ли нужно, господи боже ты мой.

«Я буду делать то, что необходимо сделать. На данный момент это заказ авиабилетов. Ступай к себе и собери вещи. Только самое нужное. Остальное тебе не понадобится».

Мне было нужно окончание этого учебного года, мне были нужны все эти торжественные церемонии присуждения наград и вручения аттестатов, мне были нужны последние считаные часы до завершения этого ужасного года. Мне было нужно попрощаться с подругами так, чтобы они ничего не заподозрили, мне было нужно, чтобы у нас со Скотти было все в порядке и чтобы я заехала к нему летом в виде аванса на будущее.

«У меня пять экзаменов! – сказала я маме. Как я и надеялась, это ее притормозило. – Я очень старалась, я готова к ним, и я хочу их сдать».

«Ох, да. Ведь экзамены же», – ответила она.

Ей были совершенно безразличны ведомости школы Св. Павла, но она жила с тем же чувством долга, которое воспитала и во мне. Она понимала, что я хочу сдавать экзамены, что я не из тех, кто обрадовался бы возможности избавиться от них. Об академической задолженности или каких-то поблажках и речи быть не может.

«Ты готова к ним?» – спросила она.

«Полностью».

«Боже мой, Лэйси».

«Все будет нормально. Разделаюсь с ними, и сразу домой».

Она колебалась. Экзамены проводились в спортивном зале. В нем расставляли бесчисленное множество парт со стопками экзаменационных тетрадей. Стояла такая тишина, что не дай бог случайно кашлянуть. Яркий свет неоновых ламп под потолком как будто пробивал голову насквозь. Эти мелкие неудобства выводили меня на новый уровень внимания и сосредоточенности. Я сдам эти экзамены, иного не дано. Я все выучила. Я покажу высший класс. Этот год не победит меня.

«Мам, послушай. Это ведь дело каких-нибудь нескольких дней, зато я закончу как положено и смогу спокойно ехать домой».

«Ладно, ладно. Но прямо на следующий