нету! Он и практик, и ученый, и картограф и моряк! – объявил Мятлев.
– Но ведь каторжник? – возмутились сенаторы в париках напудренных.
– Ну а это на Руси почти что академик! – парировал упрямый Мятлев. – Да и не в столицу же его посылаем, а в самую что ни на есть глухомань, в Нерчинск!
– Ладно, в Сибирь пущай катится! – посовещавшись, решили мудрые сенаторы. – Нам забот меньше.
Русская карта Азии 1737 г.
Надо ли говорить, как воспринял предложение Мятлева Соймонов! В неблизкую дорогу он собрался в два дня. С собою взял старшего из сыновей Михаила да двух учеников-геодезистов, Гвоздева и Чекина, пожелавших разделить с ним тяготы предстоящей экспедиции.
Задача был очень сложная. Прежде всего надо было составить описание всех водных путей от Иркутска до Нерчинска, затем нанести на карты реки: Селента, Хилка, Ингода, Онона, Нерчь, Шилка, Газимур и Аргунь, подробно изучить все прилегающие к ним земли. В Томске Соймонов укомплектовал свою команду матросами, солдатами и казаками. Проездом через Иркутск помог организовать местную навигацкую школу. Ну а затем была бескрайняя сибирская тайга, бурные реки с перекатами и порогами и работа, работа, работа…
Спустя полтора года в Ирку прибыл, обросший бородой, Соймонов-младший. Губернатор Мятлев принял его незамедлительно:
– Как дела у Федора Иваныча?
В ответ Михаил вывалил на стол ворох бумаг:
– Вот планы Амура, Шилки и Аргуни. А это генеральная карта Нерчинска, здесь и речка Нерчь.
В тот же день Мятлев сел за стол и самым подробным образом отписал в Сенат о подвигах соймоновских. “А в том, чтоб ево определить чином, крайняя нужда состоит, ибо из имеющихся в Камчатской экспедиции офицеров я в команду ево поручить их не смею…”
Тем временем соймоновские отряды уходили все дальше в тайгу. Так в неустанных трудах и заботах прошло без малого три года. Наконец к 1757 году Соймонов смог донести в Сенат, что ими его соратниками составлен полный Нерчинский атлас.
Губернатор всея Сибири
А в Европе уже во всю полыхала новая война, которая войдет в историю как Семилетняя. На этот раз делилось испанское наследство. Россия двинула свои полки против Фридриха – короля прусского. Тогда же был отозван в Кронштадт и генерал-поручик Мят лев для употребления во флоте. И снова поворот судьбы: по ходатайству Мятлева Соймонову дали чин тайного советника. А после этого еще один указ, да какой! Соймонова назначили генерал-губернатором всей Сибири!
– Ну вот! – вытер вспотевший лоб Соймонов. прочитав указ – Из каторжан да в губернаторы! Чудно жить на матушке Руси!
1757 года вступил в должность. Руку нового губернатора Сибирь почувствовала сразу: ведь он знал эту бескрайнюю и загадочную землю не понаслышке. Деятельность свою
Теперь его ждал Иркутск и руководство землями, на которых могло бы разместиться несколько Европ. Оставив экспедицию на попечение сына Михаила, Соймонов 27 октября начал с того, что разогнал из собственной канцелярии дураков и бездельников. Особенно суров был с взяточниками и обидчиками. Этих карал безжалостно: кого чинов лишал, а кого – и в солдаты. Серьезно занялся Соймонов и хлебопашеством. В этом первым помощником ему стал сын Михаил – энтузиаст этого дела.
Михаил Фёдорович Соймонов. Старший сын Фёдора Ивановича Соймонова
Чем только не занимался Соймонов! Он выписывал из Парижа валторны для местного оркестра, строил крепости на границе с Китаем, вел дипломатические переговоры, строил суда и рудные шахты, судил и освобождал из-под стражи. Авторитет Соймонова был непререкаем. Сибирь помнила его как каторжанина, знала как неугомонного исследователя, теперь же приняла как правителя. Изумляло в нем то, что новый губернатор не воровал! Это было так поразительно, что поначалу никто и не верил. Затем, когда неподкупность губернатора подтвердиласъ, его сталипочи тать едва ли не как святого.
В немногие же свободные минуты Федор Иванович по-прежнему занимался любезной ему картографией, ну и, конечно же, бывший моряк не мог оставить без внимания и судоходство. Теперь местные шкипера чесали затылки над морским уставом Петра Великого.
– Сибирь – золотое дно! – не раз повторял он своим соратникам. – Наша цель одна – открыть это дно на благо Отечества.
Титульный лист атласа Балтийского моря Ф.И. Соймонова
– Не забывал Федор Иванович и о своем морском прошлом. При нем продолжились исследования Аляски и Курил, Лисьих островов и Алеутских. Капитанов Вашмакова да Глотова, Пушкарева да Бечевина принимал всегда как сыновей родных. И здесь Соймонов оставался верен себе: отправляя капитанов в очередное плавание, вручал он им карты собственной работы, обстоятельные и выверенные. А из Адмиралтейств коллегии неотступно требовал то компасы с квадрантами, то штурманов да мастеров корабельных. Адмиралы возмущались, расходы подсчитывая:
– Совсем Федька очумел, словно не тайга у него, а окиян в губернаторстве!
Но бумаги подписывали и просимое высылали. Понимали: не для себя радеет Соймонов, для дела.
На семидесятипятилетие старика наградили орденом Александра Невского. Указ о награждении под писала уже взошедшая на престол Екатерина Вторая.
– Что-то зажился я на свете белом, – качал седой головой сибирский правитель. – Потому как счет царям да царицам давно потерял!
В те дни занимался Соймонов делом для Сибири необычным – образовывал свое собственное войско, которое велел именовать не иначе как братским. Одновременно решил торговать бобрами с Китаем, и вскоре иркутские да тобольские щеголихи уже прогуливались в тончайших шанхайских шелках. Но годы уже брали свое, и, посылал сына Михаила в 1762 году в столицу с планами пограничных укрепленных линий, он велел просить государыню об отставке. Ни у императрицы, ни у Сената возражений не было.
Панорама Тобольска, 1750 год
Однако по причине дальних расстояний отставку получил Соймонов лишь на следующий год. А перед самым его отъездом прикатил в Тобольск представитель Парижской академии аббат Шап д’Отероси
– Я прибыл смотреть прохождение Венеры пред диском Солнца? – заявил он губернатору и вручил рекомендательное письмо от старого соймоновского знакомца академика Миллера.
– Сие интересно безмерно? – покачал головой Соймонов и отъезд свой из Сибири… отменил!
– Да когда я, наконец, маковки-то московские увижу, сколько ж можно по чащобам таскаться? – плакала жена, развязывая с дочками узлы приготовленные.
Губернатор меж тем вел научные споры с французом. Для начала показал свой квадрант с телескопом, чем вверг аббата в беспредельное удивление.
– Вообще-то я сторонник гелиоцентрической теории Коперникуса! – объявил он затем, в конец изумленному Шапу д’Отероси. – А в кого веруете в науке