Единственная сохранившаяся фотография детского периода Жанны. Будущая певица во дворе дома. Фото из архива Жанны Бичевской

«Помню, внизу у нашего дома был большой деревянный ящик, куда складывали арбузы, которые в конце лета привозили на продажу. Ближе к вечеру мы приходили туда с какой-то местной шпаной и забирали два-три испорченных арбуза, их отдавали нам бесплатно. Мы забирались на крышу и с другой стороны дома скидывали эти арбузы вниз. Дом наш пятиэтажный, и арбузы, летя вниз со свистом, разбивались прямо под ногами у прохожих. Нам было очень весело, хотя, конечно, это было настоящим хулиганством. Вообще, я была очень лихим подростком. Могла сбежать из класса в школе через окно, могла спуститься с крыши вниз по водосточной трубе. Учителя поначалу и не понимали, как мне удается убежать, они запирали дверь класса на ключ. Ну а я сбегала через окно», – с улыбкой вспоминает певица.

Дома у Жанны было две куклы. Игра в больницу была любимой, она научилась ей, когда еще была жива мама. Она так хотела ее вылечить! Но теперь приходилось лечить непослушных кукол. Они то и дело отказывались пить приготовленное ей лекарство, а игрушечные таблетки – вырезанные из обычной белой бумаги маленькие кружочки – лишь прилипали к их пластмассовым губам. «И как только эти куклы лечатся? Вот вырасту, стану настоящим врачом и узнаю, как правильно лечить», – думала про себя девочка, уговаривая куклу проглотить бумажную пилюлю.

Владимира Константиновича, отца Жанны, мало заботили ее забавы. Его участие в судьбе и воспитании ребенка ограничивалось тем, чтобы дочь ходила в магазин, училась и не мешала ему в его личной жизни. Поговорить по душам с отцом Жанна не могла. Даже на самый любимый и долгожданный праздник Новый год он не покупал елку. Говорил, что на это нет денег. А Жанне так хотелось поставить дома хвойную красавицу. И она находила выход из положения: дожидалась, когда новогодние праздники закончатся, и волокла домой елку, выброшенную кем-то на помойку. Тащила ее на пятый этаж, ставила в ведро и закрепляла веревками. Отец однажды спросил: «Зачем нам елка, когда праздник уже прошел?» Но, увидев умоляющий взгляд дочери, смягчился: «Ладно, пускай стоит. В честь старого Нового года». Тогда Жанна впервые узнала о том, что новый год, оказывается, может быть старым и к этому празднику старая елка очень даже кстати.

Шестнадцатилетняя Жанна Бичевская, 1 марта 1960 года. Фото из архива Жанны Бичевской

Однажды Жанна стремглав бежала по лестнице вниз со своего пятого этажа, а пока бежала – запела какую-то песню. Да, ту самую, которую вчера по радио передавали в исполнении Клавдии Шульженко:

Синенький скромный платочек

Падал с опущенных плеч,

Ты говорила, что не забудешь

Нежных и ласковых встреч.

Песня как-то легко врезалась в память, Жанна сама не заметила, как запела. Бежала вниз по лестнице и пела, а эхо разносило ее голос по подъезду. Она остановилась, замолчала, взяла дыхание и снова запела: «Синенький скромный платочек…» Эхо повторяло окончание букв, а голос казался каким-то космическим. На следующий день все повторилось. И через день тоже. Теперь каждый раз, спускаясь или поднимаясь по лестнице, Жанна пела. Каждый день разные песни. Все, что слышала в те годы по радио, – песни Утесова, Шульженко, Бернеса, песни из популярных кинофильмов. Однажды во дворе ее встретила соседка с третьего этажа, баба Поля. Взяла за руку и сказала: «Дочка, ты как запоешь, я к двери подойду, прижмусь и слушаю как ты на всю лестницу распеваешь…» Однажды Жанна съезжала по перилам и чуть не ударилась лбом об открытую дверь. Соседка со второго этажа стояла у двери с горстью карамелек: «Жанночка, ты поешь – душа радуется. Ну и голосок у тебя – звонкий! Никак певицей будешь?» Но певицей она становиться не собиралась. «Какая-то несерьезная профессия. Буду врачом», – ответила она, выбежав на улицу с пригоршней конфет. Именно соседи стали первыми слушателями будущей знаменитости, именно там, под сводами подъезда дома № 6 в Голиковском переулке, в самом центре Москвы, впервые зазвучал голос маленькой Жанны.

А однажды девушка увидела, как в соседнем дворе жильцы сажают деревья. Она подошла к женщине и спросила: а нельзя ли и возле ее дома посадить какое-нибудь маленькое дерево? Та улыбнулась: «Девочка, лопату возьми у вашего дворника, а я тебе дам один саженец», – и вручила Жанне маленькое деревце, которое в этот же день было посажено прямо во дворе дома. Тогда деревце было ростом с юную Жанну, и девочка дала ему имя: «Дерево Жанны».

«Оно до сих пор растет там, мое личное дерево. „Дерево Жанны“. Оно было моим другом, когда я жила там, в Замоскворечье. Вспоминать детство тяжело. В нем было много боли, но „Дерево Жанны“ – это светлое пятно в моей детской истории. В 90-е годы мы с Геннадием Пономаревым приехали в этот двор, к этому дереву. Я не смогла сдержать слез…» (Ж. Бичевская).

Отец

Своего отца Жанна ежедневно поминает в молитвах, просит Господа о спасении его души. Чувство обиды сменилось на сочувствие. Сочувствие к тому, кто не сумел подарить дочери настоящую любовь, отцовскую ласку. Он воспитывал Жанну в очень жестких условиях. Свое детство певица вспоминает как тяжелую полосу жизни. В один момент ей было так невыносимо горько – она порвала и выбросила все свои детские и семейные фотографии. Боль так сковала сердце, что порыв разорвать все фотографии было не остановить. При живом отце Жанна чувствовала себя очень одиноким человеком. Открыть душу, поделиться тем, что внутри, было не с кем. Она была одиноким парусником, выброшенным стихией в открытый океан. И в этой пучине трудностей, злобы, проблем, испытаний, которые преподносила судьба, ей удалось выплыть, выжить и остаться человеком. Эти трудности закалили ее характер. У каждого испытания всегда есть положительная сторона, и, как правило, испытания закаляют человека. Но трудно снять вину с отца, который в своем желании воспитать дочь в спартанских условиях забыл о том, что такое любовь и милосердие.

«Мой отец был беспризорником, рано убежал из