Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 85
(в миру Николая Ивановича Прихудайлова, постриженника Кривоезерского Троицкого монастыря Костромской епархии) на восстановление почти уже окончательно угасшей обители. Будучи горячим поклонником преподобного Нила Сорского, Никон приступил к своим обязанностям с энтузиазмом. Его стараниями в обители была введена ежедневная служба, введен строгий общежительный устав, были проведены первые ремонтные работы, появились первые благотворители и вкладчики, а 1841 году на Соре началось строительство каменного собора.Теперь мы никогда не узнаем, почему вопреки строгому запрету святого старца возводить в его скиту соборный храм (этот запрет не посмел нарушить даже Иоанн Васильевич Грозный), Никон все-таки решился на этот поступок. Древние деревянные церкви – Сретения Господня и Иоанно-Предтеченскую разобрали, а для возведения каменного собора был срыт холм, насыпанный еще преподобным Нилом и братьями скита. Однако уже в ходе стройки выяснилось, что Никон находится под следствием за самоуправство и нарушение церковной дисциплины. Дело оказалось в том, что в ходе подготовки строительной площадки открылись мощи преподобного Нила, которые иеромонах Никон «собрал в деревянный ящик и поставил в своей келлии, с намерением впоследствии, при построении церкви, честно погребсти их в ней на том же месте, где они были обретены» (епископ Никодим (Кононов). Однако об этом узнали в епархии (донес кто-то из иноков Кириллова монастыря, которые посещали стройку) и «за самовольный поступок удержания найденных костей в своей келлии и за недонесение о сем своему духовному начальству, иеромонах Никон был епархиальным начальством отрешен от строительской должности в Нило-Сорской пустыни, запрещен на один год в священнослужении, рукоблагословении и ношении монашеской одежды, и сослан на заточение в Иверский Валдайский монастырь, под строгий присмотр настоятеля, с тем, чтобы по истечении годичной епитимии, если окажет признаки исправления, разрешить ему священнослужение и ношение монашеской одежды, но навсегда остаться в числе Иверского братства» (епископ Никодим (Кононов)).
Наказание Никона и выдворение его из Нило-Сорской пустыни строительства, впрочем, не остановили. Оно, говоря современным языком, было заморожено позже, в 1852 году, когда своды почти завершенного собора неожиданно рухнули ровно над ракой с мощами преподобного Нила. Стройка была закончена только через пять лет. С тех пор Нило-Сорская пустынь получила название Тихвинский общежительный монастырь Нило-Сорская пустынь.
В завершение этой истории следует добавить, что в 1847 году Никона (Прихудайлова) освободили из Иверского заточения и благословили вернуться на Сору. То есть он был свидетелем каменного строительства, но участия в нем уже не принимал. В 1852 году (в год обрушения сводов) Никон принял великую схиму с именем Нил и удалился в затвор в Иоанно-Предтеченский скит, в котором восстановил разобранную старую деревянную церковь, которая некогда стояла над гробом преподобного Нила Сорского, а также основал Успенский скит (скорее всего, эти деревянные постройки и описал А. Н. Муравьев в своих заметках).
Находясь в уединении, иеросхимонах Нил попытался возродить скитское житие, заповеданное святым старцем, но, увы, эта его попытка не увенчалась успехом. В эпоху синодальной Церкви сделать подобное было уже невозможно.
Глава двенадцатая
Кирилл Новоезерский
Аскеза нищеты – «Духовное завещание» Нила Сорского – Иосиф Волоцкий и Патриарх Никон – А. В. Карташев – Полемика «иосифлян» и «нестяжателей» – «Творческое замешательство» – Ожидание «возвращающегося духа» – Островное пустынножительство – М. Г. Курдюмов – Поклонение святым мощам – 1919 год – Вскрытие мощей преподобного Кирилла Новоезерского – Новоезерский бунт – Житие Кирилла – «Испытание помысла» – Пострижение Кирилла – Уход из монастыря преподобного Корнилия Комельского – «Блаженны нищие духом» – Обретение места – Преподобный Александр Свирский – С. П. Шевырев – Игнатий (Брянчанинов) – «Вологодский пятак»
Многое из заповеданного преподобным Нилом Сорским исполнено не было. Его интеллектуальные опыты едва ли могли быть усвоены на уровне бытового обрядоверия и выхолощенного уставного благочестия. А его понимание аскезы противоречило не столько повсеместно утвержденному монастырскому киновийному житию, сколько самой доктрине Православного Царства в целом.
Г. П. Федотов так пишет об этом: «Особая, излюбленная Нилом форма аскезы есть аскеза нищеты. В духовной жизни нищета имеет не только значение радикального нестяжания, но и верности евангельскому образу уничиженного Христа. У Нила нищета не обосновывается прямо на Евангелии, но внутренне коренится в нем: “Очисти келью твою, и скудость вещей научит тя воздержанию. Возлюби нищету и нестяжание, и смирение”. Бедность для преподобного Нила не только личный, не только скитский идеал, – отрицание монастырского землевладения прямо отсюда вытекает, – но даже идеал церковный. Единственный из духовных писателей (хотя, быть может, не из святых) Древней Руси, преподобный Нил возражает против храмовой роскоши и украшений: “И нам сосуды златы и сребряны и самыя священыя не подобает имети, такожде и прочая излишняя, но точию потребная церкви приносити”. Ссылаясь на Иоанна Златоуста, он советует приносящему церкви в дар украшение – раздать нищим. Он сочувственно вспоминает даже о том, как Пахомий Великий разрушил нарочно красивые столпы в своем храме, ибо “не лепо чудитися делу рук человеческих”.
Не имея собственности, не имея права докучать мирянам просьбой о милостыни, – в нужде разрешается, впрочем, “взимати мало милостыни”, – монахи должны кормиться “от праведных трудов своего рукоделия”. В отличие от киновии, которая преимущественно живет земледельческим трудом, скитская жизнь требует работы “под кровом”, как менее развлекающей в духовном делании».
Вообще нахождение «под кровом», предполагающее восточную созерцательность и святоотеческое самоотвержение, не вполне свойственны северному монаху, который более тяготеет к общинному бытованию, подсознательно предпочитая дисциплину (с разными допусками) иноческого общежития индивидуальным трудам и молитвенному затвору.
«Свяжи себя законом божественных писаний и последуй тем», – наставляет преподобный Нил Сорский.
Все в этих словах святого старца бесспорно и внятно, очевидно и доступно русскому иноку, кроме одного слова – «закон». По мысли иеромонаха Иоанна (Кологривова), «огромные однообразные равнины, безграничные дали, где безмерная бесконечность, сверхъестественность составляют как бы часть каждодневных переживаний», рождают у русского человека «сознание своей физической слабости и бренности своих дел», непонимание смысла накопления, служения, законопослушания, когда «сегодня (законы. – М. Г.) имеют силу, а завтра потеряют всякое значение».
В том числе и законы духовные…
Неспроста, думается, получила такое распространение (и не только на Севере) поговорка «На Бога надейся, а сам не плошай». Упование на Бога и недоверие перед невидимым и неосязаемым, сердечное умиление и жестокосердие сосуществуют парадоксальным образом, и уже самим фактом своего немыслимого тождества делают «каждодневные переживания» уязвимыми для вечных нападок «началозлобного демона».
Святой же Нил надеется только на Бога. Для него альтернативы Ему на существует. В своем знаменитом «Духовном завещании», написанном перед кончиной в 1508 году, в самоотрицании и самоумалении он доходит до известной крайности (тоже кстати очень по-русски): «Аз недостойный Нил моих присных господ и братий молю: по скончании моем повергните тело мое в пустыни, да изъядят его звери и птицы, понеже согрешило оно, и недостойно оно погребения. Если же сие не сотворите, то, ископав ров на месте, где мы живем, со всяким бесчестием погребите мя. Бойтесь же слов, сказанных Великим
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 85
