Шакро знал, что в подобных случаях деньги считаются не особенно внимательно, и вместе с Биль-Бюлем бывал в особом ударе.

На этот раз, понимая, кто и зачем едет и что вряд ли сенатор утомится, даже не доехав до Дигомского поля, изворотливый ресторатор предпринял экстравагантный маневр, о котором все участники комиссии давно знали, кроме самого заместителя «вице-короля».

Прямо поперек шоссе, проходящего в двух-трех саженях от веранды духана, были поставлены сдвинутые впритык большие обеденные столы; помимо приборов густо цвели все съедобные травы и ярко-красные болоки[75] вперемежку с отборной закуской и десятками кувшинов и бутылок.

Зурначи были спрятаны под верандой и, притаившись, ждали сигнала для встречного марша, перелицованного на местный манер, применительно к национальному инструменту — зурне.

Основная хитрость Шакро заключалась в том, что, используя особенности местности (крутой поворот, подъем от Дигомки и завеса из тополей), он сделал так, что сенатор увидел столы в самый последний момент, когда извозчик должен был резко осадить, натянув поводья, чтобы не врезаться в импровизированное заграждение.

Если Ватацци в бессонные ночи со страхом думал о возможности появления баррикад на улицах Тифлиса, то сейчас перед ним оказалась реальная баррикада, почти непроходимая, но съедобная и не такая страшная, какой она мерещилась по ночам.

Вы спросите: а где же был конвой, и в частности взвод, идущий в голове колонны?

Пути господни неисповедимы! Без всякой команды, еще на подъеме от мостика, конвойные разделялись на две группы, из которых одна начала обтекать баррикаду справа, а вторая — слева. Столики, накрытые на флангах заграждения, под тополями, подсказывали, что всезнающий Шакро был прирожденным стратегом и предусмотрел все.

С традиционным цветным платком, заткнутым за серебряный пояс, он торжественно вышел вперед с подносиком, на котором стояли налитые лучшим вином стаканчики с вогнутой талией, что по местному обычаю означало выражение самого высокого уважения к встречаемому гостю.

Все замерли в ожидании музыки и начала ритуального пьянства после витиеватого приветствия Шакро. Следующее слово было за сенатором.

Но — увы!

Сражение у речки Дигомки на этот раз Шакро проиграл.

Во-первых, сенатор не успел утомиться, проехав всего семь верст от города.

Во-вторых, эта экзотическая встреча показалась ему слишком вульгарной. А затем — что скажут во дворце, когда узнают, что, еще не доехав до намеченного места рекогносцировки, он и его свита начали пробу грузинских вин?

Наконец, в одном из экипажей, высланных вперед, находился его фамильный погребец со старинной инкрустацией и серебряным сервизом, а главное — с флягой французского коньяка «эннеси», который он предпочитал любым кавказским винам и коньякам.

Дигаев, не предвидя реакции сенатора, почтительно держался рядом с его фаэтоном, словно ожидая приказания.

— Есаул!.. Прикажите прекратить это безобразие, — сказал Ватацци спокойным и тихим голосом. Он считал ниже своего достоинства сердиться на подобных дикарей.

Раздалась громкая команда:

— Конвой! По местам! Второму взводу убрать препятствия!

При этом сам есаул, разгорячив своего скакуна, отъехал назад для разбега и красиво взял препятствие, не задев ни одной бутылки.

Еще через минуту столы были осторожно сдвинуты к сторонам шоссе, и экипаж его высокопревосходительства проследовал дальше — на ровную часть пути, через Дигомское поле.

Две подробности все же остались в памяти напиравших сзади экипажей с членами комиссии.

Первая — покрасневший от ярости Шакро громко честил сенатора, ссылаясь на то, что «сам Воронцов-Дашков», проезжая, всегда выпивал стаканчик и бросал серебряный целковый на поднос[76].

Вторая — зурначи, не поняв слов команды есаула, грянули помесь туша с встречным маршем, но после выразительного жеста нагайкой Дигаева музыка оборвалась на первых тактах.

— Только на Кавказе можно встретить что-либо подобное! — пожимая плечами, изрек действительный тайный советник, сидевший рядом с сенатором, но так как последний ничего не ответил, рассеянно глядя вдоль шоссе, то разговор оборвался и путешествие продолжалось так же гладко, как гладко Дигомское поле.

Мцхету проехали не останавливаясь.

Выехавшему навстречу уездному начальнику сенатор обещал у него отобедать на обратном пути, после осмотра намеченных мест.

Кое-кто из членов комиссии уничтожал втихомолку бутерброды и прикладывался к горлышку маленьких кувшинчиков, прикрываясь спиной возницы.

Настал момент, когда из-за усталости и голода вся затея начала казаться не только скучной, но и никчемной. Даже по сторонам никто не хотел смотреть, все свои помыслы обратив на обещанный обед у уездного начальника.

А жаль — кругом цвела неописуемая красота. Вдали — горы с шапками белого снега. Поближе и вокруг — холмы, покрытые ярко-зеленой весенней травой, на склонах которых то тут, то там виднелись стада баранов.

И над всем этим великолепием грузинской весны слышался тончайший звон реки Арагви, играючи перекатывавшей мельчайшие голыши. Этот мелодичный шум то усиливался, то затихал — в зависимости от порывов хмельного ветерка. А еще выше сияло апрельское солнце, настолько щедрое, что осеняло без разбора золотистой пылью пастухов и баранов, пахарей и членов российской правительственной комиссии, включая сенатора.

И тут неуклюже подскакал на иноходце инженер в путейской фуражке с задранными штанинами без штрипок и с портфелем, притороченным к седлу. По местоположению экипажей в длинном караване и по распределению конвойных он быстро сообразил, кто из присутствующих является старшим, и лихо, пытаясь подражать нижегородским драгунам, подъехал к Ватацци с докладом.

— Ваше высокопревосходительство! Ближе всего находится репер, установленный для привязки железной дороги, у самого крайнего, так называемого «западного» варианта выхода из туннеля... Всего пять верст вверх по шоссе, в сторону Ананури, а затем не более полуверсты влево... Но, к сожалению, дальше уже нет экипажной дороги... Однако обзор прекрасный. Остальные точки — или выше, или дальше, причем репера «восточного» варианта находятся по ту сторону реки Арагви. Все планшеты и карты подготовлены к вашему осмотру в доме уездного начальника.

— Проводите к этой вашей западной точке. Но только так, чтобы фаэтон не опрокинулся. Выходить из него я не собираюсь.

Головная часть кортежа съехала с шоссе и медленно двинулась к западу. За поворотом открылся красивый холм в виде округлого конуса. На холме расположилось стадо крупных баранов, вокруг которого неистовствовали огромные овчарки, а на самой вершине резко выделялась огромная фигура в черной бурке и высокой папахе. Узкие