и продолжал ожесточенно сопротивляться. Лондон по-прежнему подвергался ударам нового нацистского чудо-оружия, его разрушали сначала ракетами «Фау-1», а затем «Фау-2». Но реальное будущее войны теперь оказалось в руках физиков. В суровых пустынях Лос-Аламос штата Нью-Мексико в условиях строжайшей секретности шла работа над атомной бомбой, но, скорее всего, ни Черчилль, ни Рузвельт на тот момент не понимали в полной мере, что ядерная война — это не просто более масштабный взрыв, но совсем иная философия и мораль в целом. Именно тогда физик Нильс Бор — он получил Нобелевскую премию за прорыв в квантовой теории и атомных структурах, а его вклад в «Манхэттенский проект» (так называют серию экспериментов с ядерными взрывами в Лос-Аламосе) сыграл решающую роль в наступлении нового ядерного века — обратился к Черчиллю с просьбой.

«Не стану утомлять вас техническими подробностями, — писал Бор Черчиллю в мае 1944 года после личного визита к премьер-министру, — но нынешняя ситуация несравнима с ситуацией алхимиков давних времен, блуждавших во тьме в тщетных попытках добыть золото».

Они встретились за несколько недель до этого письма на Даунинг-стрит, 10: величественный старец Викторианской эпохи и ученый, воплощающий в жизнь фантазии Герберта Уэллса. Встреча, организованная при посредничестве Фредерика Линдеманна (тогда уже лорда Черуэлла), прошла не слишком удачно. Бор не славился талантом объяснять научные принципы обывателям без глубоких научных знаний, а Черчилль — несмотря на его давнюю любовь к футуристической научной фантастике — не умел воспринимать объяснения, напичканные научными терминами. Пока Бор что-то говорил «тихим» голосом, премьер-министр проявлял все большее нетерпение и все сильнее мучился вопросом, почему бы его собеседнику не выражать свои мысли проще и лаконичнее.

Однако Бор явился на Даунинг-стрит с жизненно важной миссией: рассказать премьер-министру о масштабном и поистине ужасающем потенциале новой эпохи ядерного оружия. Был у его миссии и политический аспект: физик хотел уговорить премьер-министра поделиться атомными секретами Британии со всем миром (да, да, даже с Советским Союзом). Ведь если какая-то одна страна или блок будет обладать монополией на такое вооружение, это выпустит на волю апокалиптическое зло и даже может привести к гибели всю человеческую цивилизацию. Но разве мог он донести эту мысль за получасовую встречу, часть которой «съела» перепалка Черчилля с лордом Черуэллом?

Нет, не мог. Когда его уже выпроваживали из кабинета, Бор в отчаянии попросил у премьер-министра позволения прислать ему письменные объяснения. «Я сочту великой честью получить от вас письмо, — ответил Черчилль. — Но только не о политике». Похоже, у него сложилось впечатление, что физик пришел к нему исключительно для обсуждения идеологических вопросов. Позже Бор признался: «Мы просто говорили с ним на разных языках».

Все же он сел за письмо и на этот раз использовал язык, максимально понятный Черчиллю:

«Современные физики и инженеры, базируясь на надежных знаниях, контролируют и направляют мощнейшие реакции, в результате которых атом за атомом создаются новые материалы, гораздо более ценные, чем золото. Эти процессы аналогичны тем, которые имели место на ранних этапах развития Вселенной и до сих пор продолжаются в бурных и пылающих недрах звезд…

Боюсь, что на личной встрече, которой вы меня удостоили, я, возможно, не сумел составить у вас правильного впечатления о конфиденциальном разговоре в Вашингтоне, о котором я вам сообщил. На самом деле я был бесконечно далек от того, чтобы осмелиться как-либо комментировать способ, которым реализуется это великое совместное предприятие, так удачно организованное государственными деятелями. Я, скорее, хотел выразить глубокое убеждение, подтверждение которому встречал повсюду на своем пути: что наши надежды на будущее лежат прежде всего именно в братской дружбе Британского Содружества и США…

Президент [США] крайне озабочен колоссальными последствиями этого проекта, в котором он видит как серьезные угрозы, так и уникальные возможности, и… он надеется вместе с вами найти способы разрешить ситуацию с наибольшей пользой для всего человечества».

Для Бора «разрешить ситуацию» означало поделиться секретом атомного оружия со Сталиным, а этого Черчилль принять не мог, даже при ограниченном на тот момент понимании, на что способна атомная бомба.

По иронии судьбы, как мы сегодня знаем, ситуация тогда уже разрешалась и без их участия: физик Клаус Фукс, работавший в Великобритании, но откомандированный в Лос-Аламос, тайно и предательски передавал сведения о ядерных исследованиях в Советский Союз через шпионку Урсулу Бёртон.

На Нормандию!. Алан Брук, 12 июня 1944 года

[121]

Через шесть дней после Дня Д — исторической военной операции, в рамках которой около 133 тысяч солдат высадились на пляжах Нормандии под вражеским огнем, — Черчилль решил во что бы то ни стало увидеть происходящее во Франции собственными глазами. Многие из его окружения считали эту идею крайне неразумной, но его было не отговорить. В том походе на эскадренном миноносце «Кельвин» премьер-министра сопровождал фельдмаршал Алан Брук.

Костюм Черчилля в тот день был, как всегда, тщательно подобран: бушлат и яхтенная кепка, как и когда-то в Плимуте. Фельдмаршал Алан Брук, товарищ Черчилля, на протяжении всей войны буквально разрывался в своих чувствах к нему. «Никогда в жизни я так не восхищался и не ненавидел одного человека, — признавался он. — Без него мы наверняка потеряли бы Англию; с ним Англия вновь и вновь оказывалась на грани катастрофы».

В тот солнечный день, 12 июня, — пока их корабль пересекал Ла-Манш, а небо над головой вибрировало от бомбардировщиков союзников, — и Черчиллю, и Бруку, вероятно, приходило мимолетное воспоминание о серьезной стычке между ними, которая произошла несколькими неделями ранее на Даунинг-стрит, 10.

Джоан Брайт, личная помощница генерала Гастингса Исмея, сделала следующую запись:

«Брук в компании других министров вел себя с премьер-министром гораздо грубее, чем имел право, — и Черчилля это шокировало. Он прервал собрание и в личной беседе с Исмеем заявил: “Я решил заменить Брука. Он меня ненавидит. В его глазах читается ненависть”… Исмей вышел переговорить с Бруком и передал ему: “Премьер-министр ужасно расстроен и говорит, что вы его ненавидите”. На это Брук ответил: “Я его не ненавижу. Я безумно его обожаю. Я люблю его, но тот день, когда я скажу ему, что солидарен с ним, если на самом деле я не согласен, будет днем, когда он просто обязан будет меня заменить, потому что я стану ему бесполезен”… Когда Исмей передал Черчиллю этот разговор, глаза Уинстона наполнились слезами: “Верный Бруки”».

Во время войны Брук не раз становился свидетелем того, что Черчилль мало переживал, как выглядит со стороны. Например, однажды Брук и Черчилль что-то увлеченно обсуждали в личных апартаментах Черчилля на Даунинг-стрит, в какой-то момент Черчилль выплыл из ванной комнаты в «белом шелковом» жилете и нижнем белье «белого шелка», при этом он разительно