Вот почему в последующие годы, когда представлялась возможность, мы читали о нем то, что можно было найти в публикациях на русском языке, и конечно прежде всего сборники переводов его замечательных стихов[70]. После похода на «Марате» они воспринимались значительно глубже, как-то особенно, чем если бы мы не участвовали в беседе маршала Ворошилова с Абулькасимом Лахути.

В числе других материалов, связанных с его жизнью, которые удалось прочитать, особое впечатление произвели на меня воспоминания командира нахичеванского отдельного батальона пограничников (на Араксе) в 1922 году и. о. военного коменданта г. Джульфа А. Н. Балаяна.

Вот краткие выдержки из описания эпизода перехода советской границы повстанческого отряда под командованием Абулькасима Лахути.

«...Участок мой Неграм — Джульфа — Яджи.

...Отряд (Лахути) появился у села Яджи. Переход был совершен при самых тяжелых условиях, под огнем напиравших казаков (иранских шахских частей). Отряд не терял духа и под командованием Лахути сражался до последнего момента перехода. Численность отряда оказалась до 400 бойцов.

Неоднократно приходилось потом бывать в персидской Джульфе... по специальному разрешению губернатора за покупкой продовольствия... Местное население из беднейшего слоя продолжало горевать и болеть о (судьбе) революционного отряда, вспоминая всегда с чувством уважения имя его вождя Лахути. Они твердили, что не сегодня, так завтра он вернется со своим отрядом, а многие говорили, что Лахути не удалялся в СССР, а находится где-то в горах и ждет удобного случая снова вступить в бой... говорили, что на этот раз он встретит большую поддержку среди бедноты...»

(Невольно, читая эти строки, вспоминался его рассказ на «Марате», как встретили и выхаживали его и его больные ноги в беднейшей сакле при дороге на Тегеран.)

«В дальнейшем... я долго интересовался судьбой этого вождя персидского трудового народа... Я узнал впоследствии, что, несмотря на всякие невзгоды и лишения, он стал одним из лучших проводников заветов великого вождя Ильича, на Востоке.

А. Балаян».

Как характерны эти бесхитростные строки человека, который (как и мы на флагманском линкоре) впервые увидел и случайно познакомился с Абулькасимом, проведя с ним несколько дней и еще не зная его стихов. Эта потребность узнать о нем возможно больше и зафиксировать в памяти и в душе поразительный облик у пограничников на далеком Араксе вызвала ту же реакцию, как и у моряков Балтики. А в это время в народе уже складывались легенды.

С какой-то огромной радостью убеждаешься, что первое сильное и глубокое впечатление о встрече с этим большим человеком, боевым революционером, о революционном поэте и родоначальнике таджикской поэзии не было случайным или обманчивым. Если к кому-либо из поэтов приложимо ставшее крылатым определение — «сменить винтовку на перо», то к одному из первых оно относится к сыну башмачника из Керманшаха Абулькасиму Лахути.

Ведь не случайно другой поэт и воин в день вступления на «Марат» вместе с Лахути рапортовал наркому обороны:

— Готовы служить и пером и винтовкой!

Они оба сдержали свое слово.

———

Досуги старого адмирала

ВЕДОМОСТИ ДЕФЕКТОВАНИЯ

В ваши дни специальность интенданта необходима и почетна. Она является частью сложного комплекса управления вооруженными силами.

А прежде со словом «интендант» очень часто ассоциировалось представление о квалифицированном ворюге казенного добра. Некоторые историки считают, что такая интендантская стихия набрала силу за время последней войны с Турцией. Кое-кто возражает и склонен относить расцвет казнокрадства к эпохе Крымской кампании, очевидно исходя из свидетельств, заполняющих письма знаменитого хирурга Н. И. Пирогова. Но если не углубляться в историю царской администрации, то можно считать, что нахальные снабженцы особенно распоясались при столкновении России с Японией в 1904—1905 гг.

Керенщина — резкие колебания обстановки и неустойчивость режима — органически создавала благоприятную обстановку для самых бессовестных спекуляций и махинаций. Если оглянуться, то за рубежом этот процесс продолжается по сей день, в связи с кардинальными изменениями в области развития военной техники и захватническими устремлениями США. Причем в каждом капиталистическом государстве процесс ограбления народа производится на свой манер, в зависимости от структуры военно-промышленного комплекса и от аппетита корпораций, определяющих внешнюю и внутреннюю политику через конгресс, или парламент, или бундестаг.

В старом флоте одним из традиционных методов узаконенного грабежа являлось так называемое «дефектование кораблей», подлежащих капитальному ремонту, «сдаче порту на хранение» или для продажи на слом в связи с ветхостью. Все это позволяло почти безнаказанно грабить казенное имущество, доводя хищение до гомерических масштабов.

Выручала прежде всего круговая порука. Затем участие в махинациях самого портового начальства. К примеру, заведующий кронштадтскими портовыми складами, почтительно согнувшись, доверительно докладывает начальству:

— На склад № 4 поступили бронзовые бра, демонтированные с бывшей дворцовой яхты «Державна». Осмелюсь заметить, что такие бра очень подошли бы для парадной лестницы квартиры вашего превосходительства...

В последующем злополучные бра, оцененные буквально в копеечную сумму, шли на соответствующую квартиру для «использования по прямому назначению». Но, конечно, не все и не всегда. Какая-то доля их (в зависимости от разности в чинах) могла оказаться в гостиной супруги заведующего складом, которая, конечно, не рисковала украшать свою темную прихожую роскошными бра хотя бы потому, что знала свое место в системе портовой иерархии, а кроме того, боялась опасной зависти конкуренток. Аналогичная судьба готовилась дефектуемому чайному сервизу, «кухонной принадлежности», разным занавескам и прочим «штучным предметам», исключаемым из списков яхты.

Менялась номенклатура, менялся масштаб операций, но почти неизменными оставались формы и методы «дефектования», разве что в среде интендантов появлялся какой-либо педантичный оригинал или чиновник, не лишенный чувства юмора.

Дело дефектования было настолько доходным, что в Кронштадте (частично и в других главных портах) появилась особая группа паразитирующих элементов, занимавшаяся «подрядами» по ликвидации ненужного флоту имущества. Эти подрядчики (сугубо штатские дельцы) тоже имели свою иерархию и специализацию. Кто занимался куплей-продажей «шкрапа», то есть железного лома, а кто не брезгал и обрывками старых канатов.

Благополучие портовых казнокрадов определялось еще и тонко продуманной и годами устоявшейся системой отчетности. Все было сделано так, чтобы разграбление государственного имущества производилось в строгом соответствии с занимаемыми должностями и оформлялось «согласно установленных правил». Последние, незыблемые, как заповеди, зиждились на гранитной основе: любая, самая незначительная вещь, уплывающая с корабля или со склада, должна быть соответственно «оформлена».

Как правило, большинство серьезных «художеств» портовиков было довольно широко известно, но только в общем виде. Что касается конкретных операций и исполнителей,