Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 94
в Афганистане и сидел над третьим, много отрывков которого показал мне, это было любопытно, но для издания не годилось… Если Поттинджер допустит издание в таком виде, Массон прослывет безграмотным выскочкой, а не добросовестным трудягой, коим на самом деле является»[854].
Друзья Массона ждали книгу о его приключениях там, где пролегал маршрут похода Александра Македонского: рассказа о затерянных городах, золотых монетах, опасных для жизни побегах. Самому Массону хотелось писать именно об этом. Но вместо этого у него получилась пылкая отповедь британского империализма, Ост-Индской компании и вторжения в Афганистан. Он называл имена, выбалтывал секреты, цитировал компрометирующие письма, демонстрировал миру «второго Александра» со спущенными штанами. Для прилежных служащих компании, читавших эти страницы, такое было настоящей ересью. «Хочется верить, – грустно записал Ролинсон в дневнике, – что-то будет сделано для того, чтобы он очутился в Бомбее»[855].
Массон осознавал, что сжег за собой мосты. «Не знаю, – записал он, – остался ли у меня в Индии хоть один друг или просто знакомый, которого я мог бы попросить об услуге»[856]. Но сдаться и покорно явиться в Бомбей он не мог.
Вместо этого он отправлялся в Кабул.
15
Кровавая камера
К весне 1840 года Баграм превратился в большой туристический аттракцион: туда хлынули скучающие британские офицеры, «боровшиеся с утомительной монотонностью казарменной жизни». «Огромное количество монет, которые находили в Баграме, так близко от Кабула, принимаемом за бывшую Александрию, – писал один из них, – привлекало многих, кто еще не забыл свое классическое образование и рвался побродить там и исследовать землю, по которой ходил Александр Македонский»[857]. Разумеется, всем им хотелось сувениров. Деревенские жители Баграма услужливо предоставляли им кучи новеньких древних монет и всяческих диковин. Самых легковерных вели к низкому кургану, где им рассказывали, что это «предполагаемое захоронение Буцефала, могучего жеребца Александра Македонского»[858].
Все истории о следах Александра Македонского имели одно сходство: рассказчик получал вознаграждение. «Археолог-любитель, – писал спустя годы еженедельник Illustrated London News, – хорошо знаком “простодушному” крестьянину большинства стран, именно для него изготовляется большинство “подлинных находок”. Самое трудное – придать “находкам” старинный вид. Некоторые зарывают на два-три года, чтобы состарить… Патина на монетах “времен Александра Македонского” появляется после частичного переваривания в желудках гусей. До появления этого метода монеты на месяцы приделывали к подошвам обуви»[859].
Британские «туристы выходного дня» называли Баграм «неприятным пустырем»[860], тогда как в памяти Массона, находившегося теперь в Карачи, он превратился в утерянный рай. «Пейзаж, – писал он о Баграме, – красоту которого вряд ли осознает тот, кто его не видел…»[861]
Не было ни дня, чтобы Массон не размышлял об Афганистане. Он не мог дождаться, когда опять почувствует, как его лицо обдувает ветер с гор, когда он войдет в ворота Кабула. Его тамошние друзья «постоянно справлялись» о нем, как писал ему Бёрнс, и знали, что он «не выживет, если еще раз не приедет в Кабул… Если приедешь, то я буду совершенно счастлив встрече с тобой»[862]. Годы, проведенные Массоном в Афганистане, кончились тем, что все его надежды утекли, как песок сквозь пальцы, все его раскопки были заброшены. Сейчас он увидел шанс это исправить. «Надеюсь, путешествие приведет меня в порядок», – писал он[863]. На этот раз он был готов не позволить Ост-Индской компании встать между ним и Александром Македонским[864].
Сперва, правда, Массону нужно было попасть в Афганистан целым и невредимым. Пустыни и горные перевалы не прощали ошибок. «Возобладал новый порядок вещей, – размышлял Массон, – и очень возможно, что недавние политические изменения и происшествия внушили людям, с которыми я встречусь, чувства, которых они не испытывали десять лет назад»[865]. Всюду, где Ост-Индская компания ступала по пути в Афганистан, она оставляла после себя ненависть и лишения. «Велика важность – кое-что разгромили, – смеялся один офицер. – Надоедает, когда за вами с криком бегают те, кого вы немного побеспокоили. Такое обычно происходит в первый или второй день после нашего прихода». Они занимали города, проявляя пренебрежение и жестокость. «Две-три мечети превращены в хорошие христианские дома, и наплевать на все мусульманские предрассудки… Врач занял мечеть и превратил ее в госпиталь: лучшее применение с самого начала ее постройки! Верующие могут молиться снаружи»[866]. Афганцы до сих пор рассказывают о том вторжении: вот как британцы отплатили им за доверие.
Заботясь о безопасности, Массон прибился к торговому каравану своего старого знакомого. Каждое утро медлительные верблюды подвергались нападениям ворон и скворцов, «настолько прожорливых, что они долбили клювами верблюжьи горбы»[867]. От нетерпения Массон устремился вперед один, оставив купцам поклажу и бумаги. Он намеревался дождаться их в городке Калат посреди пустыни, на одной из последних стоянок перед ведущими в Афганистан горными перевалами.
Калат расположился над пустыней, как пыльное облако: 800 полуразваленных домишек и громоздящаяся над ними цитадель с дворцом. В дождь Нижний город заливало, и беднота барахталась в испражнениях богачей. Летом все вместе изнывали от жары. Это было место, где все было перевернуто вверх дном: «То, что в иных странах считалось бы безумием, здесь понималось как несомненное свидетельство святости и мудрости». Голый человек, рыщущий по улицам в поисках золота, считался мудрейшим в городе»[868]. Город запомнился Массону полным верблюжьих караванов, скитальцев с вытаращенными глазами, голодных шпионов; князь-изгнанник торговал в Калате мулами[869]. Некогда он провел здесь много «счастливых дней как ученик алхимика, безуспешно пытавшийся получить золото из “семилетнего уксуса” и “кислых мутных соков окрестных растений”»[870].
За годы после отъезда Массона мир, впрочем, обошелся с Калатом милосердно. Ост-Индская компания пребывала в убеждении, что правитель Калата Мехраб-Хан устроил ее армии засаду на пути в Афганистан. Доказательств этого не существовало, не считая невнятных слухов и писем сомнительного свойства. Это не помешало британцам напасть на город, убить Мехраб-Хана и вынести из стен Калата все ценное. Юный сын и наследник Мехраб-Хана, Насир-Хан, находился теперь в изгнании, его разыскивала Ост-Индская компания и защищала горстка бывших слуг его отца. На трон усадили их более сговорчивого родственника Наваз-Хана, к которому приставили сотрудника колониальной администрации лейтенанта Уильяма Лавдея, дергавшего за кулисами за все ниточки. В горах и на базарах уже распевали полные ярости песни:
Несчетная армия компании шла на нас,
Кто отразит ее удар?
Людей собралось без числа,
К тысячам прибавлялись тысячи,
Не счесть было дальнобойных мушкетов,
Шлемов на их головах,
Обуви на их ногах,
Лошадей, взнузданных для боя.
Они наводили свои боевые
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 94
