Санинструктора отбросило в сторону, и она на какое-то время потеряла сознание. Возвращалось оно медленно, вместе с острой болью в глазах, тяжестью и звоном в голове. Валя лежала на носилках, покачиваясь в них как в лодке. Дрожащими пальцами коснулась израненных губ, распухших век, усеянных мельчайшими осколками. Страшная тревога охватила ее — целы ли глаза?

Батарейцы принесли ее в родной медсанбат. Кто-то отвел ее руку, кто-то сделал укол морфия, и она вновь поплыла, покачиваясь, как в лодке по реке своего детства Шелони.

Сквозь забытье она слышала стоны, будто кого-то бинтовала, падала в воронку, переползала через бруствер и снова падала и стонала от боли. Вокруг нее стояли ее друзья, но она их не видела.

Ее увезли в большой ленинградский госпиталь, принимавший раненых в больнице имени Нечаева у Витебского вокзала, и долго лечили: глаза, руки, ноги… Как-то раз у своей кровати она услышала знакомый голос. В ту пору в госпитале лечился старший врач 213-го полка 56-й дивизии военврач второго ранга М. Нехчин. Он случайно узнал о доставленной из Колпина тяжело раненной санитарке и с трудом признал в ней ту, которую так хорошо знал — юную разбитную Валю Ульянову.

— Держись, девочка, не сдавайся, — подбадривал он ее, присаживаясь на койку. — Глаза-то целы! Пройдет воспаление, снимут повязку, и ты снова увидишь свет.

И Валентина старалась держаться мужественно, не сдаваться. Но тяжелая мысль об ожогах лица сверлила ей душу, лишала покоя. И все же она решила, что вернется к тем, кто знал ее молодой и красивой, к своим верным друзьям, и с ними пройдет весь путь до конца. После встречи в госпитале с однополчанином она почувствовала себя менее одинокой. При своем военвраче старалась держаться веселее, а когда оставалась одна, сурово замыкалась.

У нее нет дома в Порхове. Его сожгли оккупанты. У нее нет отца — его повесили фашисты. Сейчас ее дом — землянки переднего края. Ее единственно близкие родные — ее боевые друзья. Она знала, что они ей помогут, не дадут пасть духом, не оставят в беде.

Лежа долгими часами на своей кровати среди таких же, как и она, раненых фронтовичек, она часто уносилась мыслями в Колпино. Там пришли к ней первое и последнее в ее жизни большое счастье и первая настоящая боль незабываемой утраты.

— Горько! — раздавались приглушенные возгласы в низкой прокуренной землянке противотанкового рва. Чокались металлическими кружками, желали новобрачным счастливой долгой жизни. В ту январскую морозную ночь друзья одаривали Валю и Яшу скромными подарками. Валя была счастлива, как может быть счастлива женщина, впервые познавшая ответную любовь.

В полночь свадебный вечер внезапно оборвался. Раздалась команда, и фельдшер Яша Кац ушел с разведчиками за противотанковый ров.

Валя осталась одна в сырой землянке у остывающей печурки, и ей впервые стало страшно не за себя, а за него, за молодых ребят, ушедших с ним. Всю ночь чадил в землянке фитилек, стучали старинные ходики, кем-то принесенные из Колпина, и неумолимое время отсчитывало свой вечный ход.

Она ждала и надеялась, как могут ждать и надеяться только женщины.

Фельдшера, смертельно раненного, принесли незадолго до рассвета. Валя сама отвезла его в санчасть, а потом похоронила.

Так кончилось быстротечное фронтовое счастье. Валентина не могла оставаться в санчасти полка и попросила ее перевести в разведроту дивизии. Не было отчаяннее ее в роте. Она искала средства заглушить боль, еще не понимая, что ее может ослабить только время. Она как бы лишилась чувства страха, но где-то в тайнике души, даже не признаваясь себе, боялась одного — быть раненной в лицо. Валя видела молодого лейтенанта, которому взрывом мины покалечило лицо.

Вот теперь ранило и ее.

Еще болели и слезились глаза, горели и набухали на лице свежие рубцы, когда Ульянова выписалась из госпиталя и направилась в Колпино. То были последние дни августа. Ей было тогда девятнадцать лет.

— Как встретили вас товарищи? — спросила я.

— Как увидели, многие заплакали, — просто ответила она.

Затихли бои за Путролово и Ям-Ижору. Одни дивизии выводились во фронтовой резерв, другие приходили в нашу армию. В обстановке строгой секретности у нас продумывался в деталях план медицинского обеспечения новой боевой операции.

На Ивановском плацдарме

Начсанарм Гофман и оба начальника наших лечебно-эвакуационных учреждений Буков и Саксонов несколько раз выезжали в Управление Северо-Западного пароходства. В результате их переговоров в конце первой декады августа к берегу Усть-Ижоры пришвартовались речной трамвай «Онега» и буксирный пароход «Вальтер» с баржей «Кивач». Сами наши медики переоборудовали их внутренние помещения, превратили в образцовые медицинские палаты с перевязочными. Эта небольшая флотилия, переданная санитарному отделу 55-й армии, сыграла значительную роль в эвакуации раненых из полковых медпунктов дивизии и медсанбатов в госпитали во время августовской боевой операции на берегах Тосны и Невы.

На берегах Тосны наши воины еще в сорок первом сражались за каждый метр земли, стараясь не пропустить здесь врага, остановить его. Они выполнили тогда эту боевую задачу. А в августе сорок второго тут развернулась еще более ожесточенная борьба.

Берега Тосны и Невы у села Ивановского враг опоясал колючей проволокой, подходы к ним заминировал, все вокруг пристрелял. И потому тяжело пришлось тут действовать десантникам, танкистам, понтонерам, артиллеристам, связистам и не в меньшей мере — медикам.

Эвакуация раненых с захваченного плацдарма осуществлялась через медпункты дивизии преимущественно водным путем. Сюда, в удобную бухту, к просторной землянке медсанчасти 952-го полка в Корчмино, двадцати четыре раза приходило санитарное судно «Онега». Забрав раненых, «Онега» уходила к Понтонной или в Усть-Ижору, к медсанбатам. Оттуда эвакуация раненых в госпитали осуществлялась также по реке — на пароходе «Вальтер» и барже «Кивач».

По Неве плавали мины. Однажды вражеский снаряд угодил в «Онегу» и пробил ее корму. Взрывной волной выбросило за борт военфельдшера Егорова и санитара Андреева, контузило неутомимую труженицу медсестру Аню Горюнову. Военфельдшер и санитар, хотя были несколько оглушены, оказались хорошими пловцами, преодолели сильное течение, подплыли к судну и забрались на палубу. Продрогшие, бледные, они сразу же взялись за дело, помогая ускорить погрузку, чтоб быстрее уйти из зоны обстрела.

Было и такое. Один из военных катеров, выделенный капитаном второго ранга А. М. Богдановичем, сел на мель и попал под обстрел. Капитан «Онеги», успевший к тому времени отойти от Корчмина, повернул обратно, помог выловить из воды тех, кто был на военном катере. С пробоинами на борту тяжело груженная «Онега» благополучно пришла в Усть-Ижору к эвакоприемникам.

Десант на быстроходных военных катерах подошел к Ивановскому в полдень