Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 57
Суворов, если не ошибаюсь, со знанием дела утверждал, что любого военного интенданта после года службы можно со спокойной совестью расстреливать, как казнокрада, без суда и следствия. Сегодня этот вердикт безо всяких оговорок можно применить ко всем без исключения организмам, паразитирующим на государственном добре.
…«Торгсеньор» обычно наворовывал (и продолжает делать это до сих пор) столько, что мог и может облагодетельствовать уйму родных и близких. Мне лично уже в 70-х годах приходилось знакомиться с уголовным делом обычного директора столовой, который при 80-рублевой зарплате (эквивалентной 800 рублям полвека назад) сумел накопить на две личные автомашины, на две кооперативных квартиры для двух своих домохозяек с детьми и на две дачи для двух этих семей. Понятно, что любой паразит, присосавшийся к «торгсеньору», как тот — к госдобру, автоматически превращался в «блатмайора», жившего на голову выше прочих смертных.
Далее следовал высший слой служащих-специалистов, которые формально в номенклатуру не входили и многими ее привилегиями и льготами не пользовались, но получали продукты и некоторые другие товары по особой карточке с огромной буквой (литерой) «А». Можете не сомневаться, что этот набор продуктов и всего прочего так же отличался от «обычного», как сегодня «шведский стол» от помойки. Это и были «литер-аки» — скажем, завотделом ТАСС, эквивалент нынешних радиотелебоссов.
Между высшим и низшим слоем органично вписывался средний. С такой же особой карточкой, но у которой наверху красовалась буква не «А», а «Б» («литер-бяки»). Например, моя собственная будущая теща, особый редактор ТАСС, на которую сваливались важные поручения по срочным переводам с немецкого на русский и обратно, за что была поощрена именно таким литером. В результате в «спецстоловой» на одну такую карточку могли прокормиться две женщины, в том числе выкормленная таким способом моя будущая жена. С «обычной» карточкой такой номер не прошел бы просто по количеству калорий. Хотя до литера «А» тут было — как от земли до неба.
Остальные 99 % обладателей карточек (напомним еще раз, что карточки получало меньшинство населения — большинство оставалось «на подножном корму» своего приусадебного участка), в свою очередь, отличались от «питер-бяков» намного больше, нежели те — от «литер-аков». Они получали каждый месяц два разграфленных по дням листочка. На одном в каждой графе красовалось слово «хлеб» с указанием количества граммов. На другом в графах стояли слова «мясо» (оно же могло означать и «рыбу»), «масло» (большей частью подразумевалось подсолнечное) и «крупа» (способная обернуться макаронами).
В последней карточке тоже указывались граммы. Но не на день, а на весь месяц. Это представлялось чем-то вроде «соуса» к основной, хлебной, потому что прожить, скажем, на несколько дохлых рыбешек, бутылку постного масла и кулек-другой макарон целый месяц было просто физически невозможно.
В основу хлебной карточки был заложен «фунт лиха» — ровно 400 (позднее 300) граммов в день, которые полагались учащимся и иждивенцам. Опыт показывает, что это — тот минимум, ниже которого человек начинает умирать с голода не медленно, а быстро (напомним, что в блокадном Ленинграде дневная норма хлеба составляла 125 г). Работникам умственного труда (служащим) добавлялись еще 200 г. А работникам физического труда (рабочим, к которым приплюсовывались ИТР — инженерно-технические работники) — целых 400 г, потому что физический труд требует большего расхода калорий, нежели умственный. При этом рабочие и служащие (включая студентов), в отличие от дошкольников, учащихся школ и прочих иждивенцев, могли получить, вместо этих двух карточек, одну — на завтрак, обед и ужин (с хлебом).
И не дай Бог, если карточку потерял или украли. Это все равно, что на месяц заблудиться в лесу. Теоретически, конечно, можно было прокормиться и на рынке, но зарплата рядовых рабочих и служащих измерялась тогда сотнями рублей, и по карточкам питание обходилось в 200–300 р. на месяц, а на рынке одна лишь буханка хлеба стоила сотню, бутылка водки все пятьсот. Так что без карточек особенно не разгуляешься.
В конце 1947 года карточки отменили. Но деление общества на высший, средний и низший слой (за рамками полностью сохранившейся «номенклатуры» с ее льготами и привилегиями) осталось, только счет пошел на чистые деньги, без карточных купонов. Никуда не девались также «торгсеньоры» и «блатмайоры», расцветавшие по нарастающей вплоть до наших дней.
Сегодня, как известно, очень даже расцветшие — не сравнить с их жалкими предшественниками полвека назад.
* * *
Доходы высшего слоя — это была верхушка дипломированных специалистов, деятелей науки и культуры, а также чиновников, не входивших в «номенклатуру» — варьировались от нескольких тысяч рублей в месяц (ориентировочно от 2–3 для большинства до 5–10 тысяч для меньшинства) до нескольких десятков тысяч для особо выдающихся единиц. Показательны в данном отношении тогдашние анекдоты.
Леонида Утесова якобы спросили, как он сводит концы с концами. Тот якобы ответил: у меня каких-то паршивых пятьдесят тысяч в месяц, у дочери — пять тысяч (знаменитая Эдит, про которую сложили частушку: «О, Эдит, о, Эдит, твой отец знаменит, но хотелось бы знать, кто, Эдит, твоя мать?»), у ее мужа-инженера — пятьсот, так что втроем выкручиваемся.
Сергей Михалков, которому якобы надоели жалобы жены на безденежье, якобы сказал ей: Вот тебе десять тысяч — и живи, как все люди (комизм слов состоял в том, что «все люди» зарабатывали в лучшем случае чуть больше утесовского зятя-инженера).
Конечно, это — анекдоты. Но, как и всякая правда, в которой есть доля шутки, они дают представление о разрыве доходов между «верхом» и «низом» не в несколько раз, как в цивилизованных странах, а в десятки и сотни раз, как в нецивилизованных. А ведь Утесов и Михалков были сущими бомжами по сравнению с любым секретарем обкома (формальная зарплата намного ниже, чем у Эдит) или с подпольным миллионером-снабженцем (который платил партвзносы с пятисот рублей оклада). Так что сегодняшняя пропасть между банкиром и учителем появилась не вчера.
У меня был знакомый отец семейства в Ленинграде и позже такой же родственник в Москве. У обоих инженеров-управленцев высшего класса доходы колебались от 3 до 7 тыс. р. в месяц. И на шее у каждого полностью или частично сидело от 3 до 7 иждивенцев и полуиждивенцев. Не говоря уже о разных приезжих дотационных личностях.
Доходы среднего слоя — квалифицированных рабочих и «средних» служащих вне рамок «номенклатуры» — укладывались в диапазоне 1–2 тыс. р. Тут же вспоминаю отца — заурядного «среднего» чиновника министерства с его 1400 рублями, на которые он содержал если не семью, то уж точно две трети семьи, потому что жена и сын вместе приносили в дом гораздо меньше. Да еще
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 57
