Уже вскоре выяснилось, что «добрая воля» у помещиков встречается крайне редко; они выдвигали такие тягостные условия оплаты, что желающих принять ее находилось немного.

Карамзин с первых лет видел бессмысленность подобного «Александрова начинания». Крестьяне, писал он, получили право «откупаться от господ с их согласия, но многие ли столь богаты? Многие ли захотят отдать последнее за вольность? Крестьяне человеколюбивых владельцев довольны своею участью; крестьяне худых бедны. То и другое мешает успеху сего Закона».

«Закон о вольных хлебопашцах» фактически так и остался пустопорожним звуком. За время царствования Александра I была заключена всего 161 подобная сделка, освободившая от крепостной зависимости менее 40 тысяч человек, что составляло не более 0,5 % крепостного населения.

Николай I получил крепостническую проблему во всех ее измерениях. С нравственной точки зрения он не сомневался, что «это – рабство», которому не должно быть места в христианской стране. Казалось бы, что сильный и решительный правитель мог бы «покончить» с ней раз и навсегда. Однако его сдерживали те же самые опасения, что и полтора десятка лет до него Н. М. Карамзина. Он был убежден, и это убеждение пронес через всю сознательную жизнь, что «крестьян надо освобождать с землей».

Еще в 1818 году его брат Александр Павлович пошел на «гуманную меру»: ликвидировал крепостную зависимость в прибалтийских губерниях. Крестьяне Эстляндии и Лифляндии стали «свободными», не получив при этом земли. На практике это привело не к улучшению, а к ухудшению положения крестьян. В массе своей они превратились в бесправных и голодающих батраков, готовых на любых условиях, чаще значительно хуже прежних, идти в кабалу к землевладельцам, которыми в Прибалтийском крае главных образом являлись «немецкие бароны».

Николай I не желал подобной участи для населения остальной России. Его представления были вполне определенными: «Освободить крестьян без наделов – безумие».

Для наделения же их землей требовались средства, требовалось время и терпение, необходимо было иметь внятное представление о том, как подобная мера отразится на дворянском сословии. Нельзя было допустить его оскудения и разорения.

Именно дворянство поставляло первых и верных слуг Государству Российскому, именно из этого сословия все Монархи получали надежных, преданных помощников, именно дворянство первым откликалось на нужды страны, когда надо было идти на бой с врагами, защищая честь и независимость Отечества. Обижать тех, чьи предки столетиями верой и правдой служили, а многие и сложили свои головы на полях сражений, на такое предательство верности Николай Павлович никогда бы не мог решиться.

Прежде чем проводить какие-то преобразования, необходимо было иметь ясное, точное представление о положении вещей. Выяснилось, что ни о составе земельного фонда, ни о полной численности различных групп крестьянства, ни о многом другом, важном и первоочередном, надежных сведений не имелось.

Через год после воцарения, 6 декабря 1826 года, волей Императора был учрежден особый «секретный комитет», который должен был рассмотреть и подготовить предложения по «улучшению различных отраслей государственного устройства и управления». В «комитет», просуществовавший до 1832 года, вошли известнейшие сановники того времени.

Председателем был назначен граф В. П. Кочубей, а членами: М. М. Сперанский, князь И. В. Васильчиков, князь А. Н. Голицын, граф П. А. Толстой, граф И. И. Дибич, Д. Н. Блудов[86].

Естественно, что проблема состояния аграрных отношений оказалась в числе особо значимых. План занятий в этой области определил Император в особой «записке» в апреле 1827 года. В ней содержалось пять пунктов, по которым сановное собрание и должно было выработать рекомендации:

1. Запретить продавать имения, указывая только число крестьянских душ и без указания размеров самого имения.

2. Принимать в банк имения в качестве залога только как недвижимую собственность, без указания каких-либо «душ».

3. Провести ревизию всем дворовым людям.

4. После ревизии подготовить указ, запрещающий брать в число дворовых людей крестьян-земледельцев.

5. С дворовых людей платить подушную подать в тройном размере.

Здесь явно различима та установка, которая характеризовала отношение Николая Павловича к реформированию сложных и запутанных отношений между барином и крестьянином: ликвидировать продажу людей. Эта цель была в конце концов достигнута, и именно при Николае I люди перестали служить объектом купли-продажи. Произошло важное размежевание между землей как товаром и землепользователем, который никаким «товаром» являться не мог.

В 1847 году на приеме делегации дворян Смоленской губернии Николая Павлович заявил: «Я не понимаю, каким образом человек сделался вещью, и не могу себе объяснить этого иначе, как хитростью и обманом, с одной стороны, и невежеством – с другой». Император был прав: в этом прискорбном факте русской жизни было вдоволь и первого, и второго, и третьего. И выход из этого «исторического капкана» был длинным и трудным; здесь невозможно было изыскать способ, который устроил хотя бы большинство…

Известный русский правовед В. В. Леонтович в своей книге «История либерализма в России 1762–1914» считал, что в период царствования Николая I происходил процесс «укрепления принципа частной собственности». По его словам, «при Николае I не только сохранялось, но и укреплялось многое из того, что в конечном итоге должно было привести к возникновению либерального порядка в России… Трудно даже оспаривать, что именно это укрепление послужило нужной предпосылкой для либеральных реформ Александра II».

Подобные умозаключения представляются исторически адекватными. Опираясь на фактические данные, с этим действительно трудно спорить, однако по сей день все еще «спорят», а фактически только шельмуют Императора, шельмуют русскую историю без конца…

Это может показаться парадоксальным, но это факт: только Верховная власть в лице Монархов не только «укрепляла» частную собственность, но и насаждала сам принцип неприкосновенности ее. В России, стране, выросшей под сенью Православия, общественное мировоззрение частного интереса было чрезвычайно слабо распространено. Как замечательно выразилась Марина Цветаева, «осознание неправды денег в русской душе невытравимо».

Почиталось не служение себе, своей личной выгоде, а высоким целям, интересам общим. До самого революционного обвала 1917 года частнособственнические философия и мораль не были в стране доминирующими. Иными словами, Россия так и не стала страной буржуазной – при несомненном наличии и капиталистов, и капитализма, а потому в конечном итоге и провалилась в коммунистическо-распределительную черную дыру.

Эта тема кажется чрезвычайно удаленной от эпохи Николая Павловича, но сущностно она напрямую с ней связана. В одном из правительственных документов 1835 года говорилось: «Несчастная мысль, почти повсеместно существующая между помещичьими крестьянами, что они сами принадлежат господину, а земля принадлежит им, есть одно из главных препятствий к достижению желаемой цели при введении предполагаемых улучшений крестьянского быта, она может возбудить волнение умов и подать повод к важным беспорядкам».

Убеждение Николая I, что земля – частная собственность дворян, являлось главным